Дети Бафомета

Красноклык сидел возле тела девочки-выдры. Его хвост лежал в луже крови, а над головой лис держал отрубленную голову и, задрав лицо вверх, с наслаждением глотал крупные капли. Он облизывался, фыркал и был настолько увлечён, что не сразу заметил Ушку.

– Кайфуешь? – спросила зайчиха.

Лис опустил голову и повернул к ней запачканное кровью лицо с красными глазами.

– Что с ней? – медленно, словно ему было тяжело говорить, спросил Красноклык.

– Пиявки, – ответила зайчиха.

– А, пиявки, – понимающе кивнув, сказал лис, – эти кровососы очень быстрые и жадные.

Он положил голову девочки рядом с телом и, поднявшись, подошёл к зайчихе и мазнул её окровавленным пальцем по губам.

– Попробуй, Ушка, – прошептал он, – тебе понравится.

Зайчиха облизала губы и почувствовала солоноватый вкус чужой крови, пьянящий и волнующий, отталкивающий и притягательный одновременно. Ушка слизала остатки и, глядя в красные глаза Красноклыка, прошептала:

– Ещё.

Лис не заставил просить себя дважды: улыбнувшись, он наклонился, зачерпнул ладонью кровь из лужи и поднёс её к губам зайчихи. Ушка с жадностью слизала с его ладони маслянистую, уже успевшую остыть кровь, а лис, когда она закончила, вытер остатки об её лицо.

Сердце зайчихи бешено застучало, голова закружилась, ей захотелось ещё и ещё и, отнеся Острозубку в хижину, она вернулась, опустилась на колени и принялась пить кровь из лужи. Она вылизывала окровавленные ветки, фыркала и рычала, а лис стоял над ней и, воздев лапы вверх, шептал:

– Ты спас нас! Мы выполнили обещание! Направь нас! Научи нас!

Опустившись на колени рядом с зайчихой, лис осторожно коснулся её плеча. Ушка зарычала, повернула к нему лицо, с которого капали капли крови, но Красноклык, глядя на неё безо всякого страха, спросил:

– Он тоже говорил с тобой?

В голове Ушки словно что-то взорвалось: значит, она не безумна и Безымянный Козёл разговаривал не только с ней! Он реален!

– Да, – хрипло ответила зайчиха.

– Он хотел, чтобы мы нашли его, – вкрадчиво сказал лис.

Зайчиха не ответила и снова принялась слизывать кровь, но её было уже мало, поэтому она, схватив тело девочки-выдры, стала высасывать остатки крови из её рассечённой шеи, но вскоре увлеклась настолько, что сама не заметила, как впилась зубами в плоть, отрывая огромные куски мяса. Она глотала их, почти не прожёвывая, и никак не могла насытиться.

– Тебе нравится? – спросил Красноклык.

Ушка бросила на него испепеляющий взгляд и, урча от наслаждения, продолжила терзать останки девочки-выдры. Лишь когда от шеи остался один позвоночник, зайчиха отбросила тело и, облизав окровавленный рот, легла на спину и закрыла глаза.

– Только не спи, – услышала она голос Безымянного Козла.

– А что я ещё должна сделать? – мысленно спросила зайчиха.

– То, чего ты давно хотела.

– То, чего я давно хотела…

Ушка открыла глаза, села и взглянула на Красноклыка. Лис кивнул, словно тоже только что разговаривал с Безымянным Козлом. Ушка схватила его за шею, притянула к себе и жадно впилась в окровавленные губы, прикусив их. Красноклык застонал от боли и наслаждения, прокусил в ответ губу зайчихи и их кровь смешалась.

УА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!

Высоко-высоко над деревней кружила страшная птица с чёрными, бездонными глазами. Птица громко смеялась, но Ушка с Красноклыком были заняты друг другом и не слышали её зловещего, торжествующего смеха.

Они лежали в луже размазанной крови, голые, с шерстью, покрытой бурыми сгустками. Красноклык с трудом раскрыл слипшиеся глаза, содрал с лица запёкшуюся кровь, сел и, глянув на взъерошенную зайчиху, спросил:

– Может, водки выпьем?

Ушка после произошедшего между ними не испытывала ни смущения, ни стыда, ни омерзения. Она зевнула и, потянувшись, ответила:

– Можно. А ещё я жрать хочу.

Красноклык повернулся к телу девочки-выдры и, оскалившись, спросил:

– Ты думаешь про то же, что и я?

– Да.

Лис встал и, нисколько не стесняясь того, что его мужские органы болтались чуть ли не перед самым лицом Ушки, подобрал тесак и принялся рубить тело выдры на части.

– Я за водкой, – зайчиха встала и, пошатываясь, пошла в хижину.

Острозубка, по всей видимости, потеряла очень много крови и до сих пор не пришла в сознание. Ушка пощупала её пульс и, убедившись, что та жива, взяла из рюкзака бутылку водки и вернулась к лису.

– Как там мышка? – спросил Красноклык.

За то короткое время, что Ушка ходила за водкой, он успел избавить тело девочки от конечностей и теперь, сняв с неё балахон, вспарывал тощий живот, явно намереваясь выпотрошить.

– В отрубоне, – чуть ли не с презрением ответила зайчиха, почувствовав к мышке глубокую неприязнь, граничащую с отвращением, – эти пиявки здорово у неё крови выпили.

Красноклык, нисколько не удивлённый той интонацией, с которой Ушка говорила о мышке, ничего не ответил и, вскрыв живот выдры, начал вырезать печень.

– Ты водку-то будешь?

– А, да, – ответил лис, – я просто увлёкся намного.

Он вытер липкие от крови лапы о балахон девочки, взял протянутую бутылку и, глотнув, поставил рядом с собой, после чего отрезал небольшой кусок тёмной печени и закусил, закрыв глаза от наслаждения.