Дети Бемби

— Мне они кажутся красивыми, — объяснила Гурри.

— У тебя извращенный вкус! — горячо сказала мать. — Что в них хорошего? Что? Они такие неуклюжие, грубые, страшные.

— Мне очень жалко, мама, что наши мнения расходятся. Короли производят на меня очень сильное впечатление. Мы должны гордиться такими благородными родственниками.

— Не говори о родстве, — перебила ее Фалина. — Какое еще родство! Кто вбил тебе в голову такую глупость?

— Никто, мама, в самом деле никто! Мне самой пришло это в голову!

Как всегда неожиданно прозвучал низкий голос Бэмби:

— Я уже давно слушаю вас.

— О, отец! — прошептала Гурри.

— Отец! Отец! — восхищенно закричал Гено.

Фалина едва слышно выдохнула:

— Здравствуй…

— Она права, наша малышка, — заговорил Бэмби. — Ее впечатлительность помогла ей правильно осмыслить увиденное. Короли наши родственники…

— Но, Бэмби… — Фалина отважилась робко упрекнуть его.

Он продолжал:

— Разумеется, кое-что нас разделяет. Почему так случилось, никто не знает и не догадывается. Но разделение существует. Очень жаль! Его не преодолеть! Точно так же непреодолим наш страх перед королями. Бороться с ним бесполезно!

— Да, я их боюсь, — тихо призналась Фалина, — я испытываю страх и отвращение.

— С отвращением ты хватила через край. Отвращение? Они ведь в самом деле очень красивы, эти короли.

— Красивы?

Фалина сопротивлялась так, словно кто-то хотел ее убедить, что Он тоже может быть красивым.

— Не говори, пожалуйста, что эти гадкие страшилища красивы. Их королевское достоинство покоится на одной силе и только. Просто они сильнее всех в лесу.

Еще никогда не обращалась Фалина с такой длинной речью к Бэмби.

— Ты еще, конечно, их как следует не разглядела, Фалина. Твое отвращение вызвано ужасом, который застит глаза. Посмотри один раз как следует и ты больше не будешь говорить неправду об их красоте. Они намного красивее, намного прекраснее, чем мы…

— Но, Бэмби!

— Да, Фалина! Это правда. Посмотри как следует и ты тоже скажешь, что мы с ними родственники, что мы должны этим родством гордиться.

— Гордиться… этими отвратительными…

— Ни слова больше! — оборвал он ее спокойным повелительным голосом. — То, что наш ребенок почувствовал с первого взгляда, должен подтвердить твой зрелый ум.

Гурри равнодушно молчала, словно речь шла не о ней, а с совершенно другом ребенке. Ее отношения с Бэмби со времени его появления ночью, с того утра, когда Гурри обрела свободу, были вообще странными. Бэмби относился к дочери точно так же, как и раньше. Гурри по-прежнему никогда не разрешала себе заговорить с отцом. И все-таки отец и дочь стали относиться друг к другу с большей сердечностью. Оба ощущали эту возросшую близость, окрепшую внутреннюю связь, но им было стыдно они стеснялись ее.

Ни разу не вспомнил Бэмби, даже наедине с собой, каких бесконечных мучений стоило ему найти Гурри. Ни Гурри, ни Фалине он об этом не рассказывал. Ни он, ни Гурри никогда не касались своих переживаний в ту ночь, когда все решилось, в то утро, когда Гурри вышла на свободу, и в ту минуту, когда они встретились в лесу. Но эти события со всеми подробностями были живы в их сердцах. Они молча носили их в себе и ничего не говорили друг другу.

На лугу, на прогалинах, в чаще выросли осенние цветы с хилыми стеблями и бледно-фиолетовыми чашечками, похожими на пустые кубки, бесполезные и нежданные. Гено и Гурри пренебрегали этими бледными цветочками; Фалине незачем было предостерегать детей. Она только сказала:

— Это предвестники трудных времен.

— О чем ты, мама? — спросил Гено.

— Это, мой сын, последние, самые последние цветы.

— Разве можно сказать про эти удивительные растения, что они цветут, — настаивала Гурри.

— Они делают что могут, — сказала Фалина. — У земли нет больше сил родить что-либо лучшее. После этих последних невзрачных цветов уже ничто не зацветет до весны.

— Нам еще долго придется ждать ее, эту весну? — спросил Гено.

— Очень, очень долго. За это время нам придется пережить холода, вытерпеть злой голод и перенести большие лишения.

— И мы все это выдержим? — озабоченно спросил Гено.

— Я надеюсь, — ответила Фалина. — Лишь бы вы были здоровы.

— Да ну, я не боюсь холодов, — заметила Гурри.

— Потому что ты их не знаешь, — упрекнула ее мать.

Но Гурри не успокоилась:

— Никакой голод меня не пугает, и никаких лишений я не боюсь…

— Не говори глупостей, — одернула ее мать.

В душе Гено был согласен с матерью, но теперь, когда авторитет сестры возрос, он не стал вмешиваться.

— Почему глупости? — удивилась Гурри. — Я не понимаю тебя, мама, сейчас у нас все так хорошо! Разве мы этому не рады? Какой смысл бояться заранее?

— Надо обо всем думать. Гурри, обо всем! Особенно о будущем!

— Зачем? — Гурри засмеялась. — Что будет, то будет! Или мы можем при помощи страха сделать так, чтобы холод не был холодом? Защитит ли нас страх от голода? Будем ли мы сыты и не будем ли испытывать лишений, если уже сегодня станем терзаться страхом? Если да, то я охотно…

Фалина перебила ее:

— Ты рассуждаешь в меру своего понимания, но ты все еще, к сожалению, такая же легкомысленная, как и раньше.

Гурри не теряла уверенности: