Дети большого дома

…А в это время, сидя в окопах первого батальона, дружески беседовал с бойцами начальник политотдела. Поле перед окопами по временам освещалось немецкими ракетами. Трассирующие пули со свистом пролетали над головой или зарывались в бруствер.

— Вы, как я вижу, не тот, что прежде, — говорил Федосов Тонояну, сидевшему против него рядом с Бурденко. — Прошлой осенью вы еще рассуждали, как в мирные дни в колхозе. А сейчас уже понимаете, чего требует партия от всех нас. О вашей работе отзываются очень хорошо, я так и доложу генералу. А с тобой, Бурденко, он очень хочет познакомиться.

— Чем это я заслужил, товарищ старший батальонный комиссар?

— Видно, заслужил чем-нибудь.

— Я не боюсь знакомства, товарищ начальник. Выйдем и из этого испытания!

— А почему ты считаешь это испытанием?

— Ну, а как же? Знакомство с генералом ко многому обязывает, мы это хорошо понимаем, товарищ старший батальонный комиссар.

— Это правильно. Он, я думаю, прежде всего спросит тебя и Тонояна о том, как вы воспитываете молодых бойцов. Придется держать ответ.

— Найдем, что ответить.

Арсен молча прислушивался к беседе. Хотелось говорить и ему, но он стеснялся. Ответы Миколы его удовлетворяли. В осенние дни прошлого года начальник политотдела казался ему суровым человеком. А теперь он видел перед собой приветливого старшего товарища, который не упускает из виду ни достоинств, ни проступков каждого и следит за тем, чтобы все они стали разумными и смелыми. Большие чувства овладевали душой Арсена, и он все сильнее стискивал ребра Эюба Гамидова, обняв его левой рукой. Напрасно ежился Эюб, стараясь выскользнуть из-под его руки, чтоб без помехи следить за беседой.

Начальник политотдела расспрашивал, кто какие письма получает из дому, у кого и где остались родные; рассказывал о том, как следует подниматься в атаку, чтоб быстрее добраться до неприятеля и не попасть под обстрел своей же артиллерии; говорил о том, какие успехи достигнуты нашими войсками на других фронтах; почему партия облегчила прием в свои ряды бойцов, отличившихся в боях; как работают в тылу для того, чтобы обеспечить победу.

— Почаще приходите к нам, товарищ старший батальонный комиссар! — заговорил Гамидов, отпихивая локтем руку Тонояна и сам смущаясь своих слов.

— Это Гамидов говорит?

Взволнованный Эюб поднялся с места. Ну, не удивительно разве, что начальник политотдела запомнил его, хотя видел раз или два? А ведь он встречается с тысячами людей!

— Точно так, товарищ батальонный комиссар!

Он инстинктивно потянулся рукой к левой стороне груди, где в кармане гимнастерки, под шинелью, у него хранится партбилет, за месяц до этого полученный из рук начполита.

…Генерал Яснополянский взглянул на часы и, откинув левой рукой упавшие на лоб рыжеватые пряди, встал с места. В блиндаже командира полка собрались командиры и бойцы. Широченная спина Гамзы Садыхова заслонила лицо генерала от сидевших дальше него. Многие приподнялись со скамеек.

— Товарищи! — заговорил комдив. — В далекий новогодний вечер тысяча девятьсот восьмого года Феликс Эдмундович Дзержинский сидел в тюрьме. Он вспоминал о том, что уже пятый раз встречает Новый год в тюрьмах и ссылке, вдали от родных и товарищей. Но никогда в его душе не рождалось сомнения относительно дела, которому он служил, всегда жило в нем непобедимое стремление к свободе, к полнокровной жизни. «Рыцарь революции» — как называли все Феликса Эдмундовича — думал о пройденном пути и спрашивал себя: как бы он жил, если б можно было начать жизнь сначала? И уверенно отвечал себе: именно так, как жил, пошел бы по тому же пути…

Мы также встречаем Новый год вдали от родных. Но разница большая: Феликс Эдмундович находился в тюрьме, а мы находимся в рядах нашей великой армии. И у нас в душе нет никаких сомнений относительно дела, которому мы служим; и у нас также усиливается и растет стремление к свободе, к полнокровной жизни, вера в нашу победу. Найдется ли среди нас хотя бы один, кто сейчас пожелал бы очутиться дома, а не здесь? Найдется такой, как вы думаете, товарищ Бурденко?

Бурденко встал с места.

— Товарищ генерал, колы б нашевся, такого внуки и через пятьдесят лет прокляли бы. Думаю, что в нашей семье такого урода не найдется!

Яснополянский с минуту молча глядел на него.

— Вот какой серьезный. А про тебя идет слух, что, мол, шутки шутить любит.

— Бывает и так, товарищ генерал. Нельзя все время на одной струне играть, соскучишься.

— Вот и я так думаю. Итак, товарищи, мы все гордимся тем, что встречаем Новый год здесь, в боях за родину!

Генерал снова бросил взгляд на часы.

— Поздравляю вас, товарищи, с Новым годом! Разрешите поднять первый бокал за рядовых бойцов. Самая трудная работа в такой великой войне всегда выпадает на долю рядовых воинов. За их здоровье!

Первый гулким басом крикнул «ура» Гамза Садыхов. Все поддержали его, и блиндаж, казалось, дрогнул. В эту минуту рывком распахнулась дверь и вместе со стужей в блиндаж ворвался начальник снабжения полка в белом тулупе. Достав из планшета синий конверт, он протянул его генералу Яснополянскому: