Дети большого дома

— Смотрите, товарищи, как красиво! И эта земля — наша, понимаешь, наша!.. Давайте поцелуем ее, товарищи!

И как бы долго ни жили бойцы подполковника Дементьева, какие бы светлые дни ни наступили для них, никогда не забудут они этой минуты! Казалось, земля милее пахнет на только что освобожденном берегу. Гордыми и могучими чувствовали они себя, вдыхали знакомые с детства весенние запахи, и казалось им: в родной природе слышатся жалобные голоса. Быть может, то рыдают матери и сестры и их слезы сохранила и впитала в себя для бойца молодая зелень? Иль это шепот любимой девушки, шелестящий среди цветов, наполняет сердце освободителя тоской и любовью? Стонет ли это родимая земля, придавленная пятой захватчика, или то голос собственного сердца приказывает бойцу: «Вперед, вперед!..»

Батальон поднялся на холм, поросший лесом. Аргам оглянулся в сторону, где вчера еще были их позиции, откуда двигались сейчас бесчисленные войска, орудия, танки, автомашины. Часа два назад Аргаму казалось, что сражается только один их батальон. Оказывается, их батальон был лишь каплей в этом подвижном и беспокойном море, омывающем все равнины, все высоты.

— Смотри вперед, браток! — оказал Микола, обнимая за плечи Аргама. — Трудный был переход, но мы оставили его позади. Смотри вперед!

Аргам был в приподнятом настроении, он чувствовал себя героем, и героями казались ему все товарищи.

— Надо временами оглядываться на пройденный путь, посмотреть, какие позади тебя силы, чтоб спокойней идти вперед, — ответил он Миколе тоном бывалого воина.

— С этой точки зрения можно! — согласился Микола.

Во второй половине дня снова завязались бои. Полк Дементьева разгромил пытавшегося оказать сопротивление врага, взял в плен до роты фашистских солдат и стремительно двинулся вперед.

Вечером полк закрепился на новых позициях. Лежа среди цветов и зелени рядом с Арсеном, Микола шутил:

— Хорошо мы поработали с тобой сегодня, Арсен Иваныч! И на завтра, и на послезавтра, и на все дни у нас хватит сил. Наступление, братец ты мой, продолжается!

LIX

По приказу комдива и начполитотдела Аршакян во время наступления должен был находиться в тыловых подразделениях дивизии. Надо было проследить за переброской раненых, за тем, чтоб не было перебоев в снабжении боеприпасами, а в случае продвижения войск немедленно отправить вслед за ними санбат.

Еще до рассвета Тигран прибыл в автороту дивизии. Вместе с командиром ее он проверил оборудование и готовность машин, запасы горючего, поговорил с шоферами, объяснил, что успешность операции во многом зависит от энергии и мужества людей, доставляющих боеприпасы. Может случиться и так, что снаряды и мины придется перебрасывать на переднюю линию под огнем.

— Можете не сомневаться, наши руки не дрогнут. А что до направления — ясно! — отозвался один из шоферов.

В темноте Аршакян не мог разглядеть лица говорившего, но видел, что перед ним стоит великан.

— Как ваша фамилия?

— Косолапов Петр Алексеевич, из Армавира. Никто у меня анкеты не спрашивал, но она была всегда чиста. Мы, шоферы, народ сознательный.

— Иначе и не должно быть. На этот раз, однако, требуется исключительная сноровка!

— Сознаем, товарищ батальонный комиссар! — повторил Косолапов.

Шофер, должно быть, весело улыбался, а ровно гудящий бас позволял предполагать, что у него мужественное лицо и спокойные, крепкие нервы. Рядом с Косолаповым и вокруг него стояли шоферы и своим молчанием словно давали ему полномочия говорить от имени всех.

— Все мы уже с осени понюхали пороха. Один только среди нас зеленый, да и тот вперед рвется… — раздался чей-то голос.

— Лишь бы дали шоферу оперативный простор!

После автороты Аршакян побывал в полевой хлебопекарне; на опушке березовой рощи его обдало ароматом свежевыпеченного хлеба.

Уже светало, когда он прибыл в санбат. Перед домами небольшого хутора, под цветущими акациями, в напряженном ожидании стояла группа врачей, санитаров и медсестер. Видно было, что никто из них за всю ночь не сомкнул глаз. Тигран заметил длинную и хмурую фигуру главврача санбата Ивана Ляшко. Словно статуя, стоял он в кругу подвижных и суетливых сестер. Подойдя ближе, Аршакян поздоровался со всеми.

— Ждем! — проговорил небольшого роста врач, снимая очки и протирая их платком.

— Здравствуйте, товарищ батальонный комиссар! Давненько у нас не бывали, — послышался голос Марии Вовк.

— Здравствуйте, Вовк, здравствуйте! Как будто подросли, а?

— Да это у меня на сапогах каблуки высокие! Хотя, кто знает, может быть и выросла, — рассмеялась девушка.

Каким удивительно мирным выглядело это утро! Все не отрывали глаз от юго-запада, хотя передовая линия была далеко и все равно ничего нельзя было разглядеть. Врач в очках беспокойно дергался.

— Такое затишье всегда к буре! — изрек он тоном оракула.

И, посмотрев вверх, добавил:

— Небо-то ясное, но все равно быть грозе!

На лице главврача мелькнула улыбка, столь редко озарявшая лицо Ивана Ляшко.

Он с. мягкой иронией спросил коллегу:

— Почему бы вам не писать стихов, Яков Наумович?

Тот с удивлением взглянул на Ляшко и, подумав, ответил: