Дети большого дома

Аргама Вардуни, который делался особенно молчалив во время тяжелых походов или боев, очень раздражало это «легкомысленное» и «безрассудное» поведение товарищей. Нашли время и место шутить, нечего сказать! Он молча шагал, не чувствуя тяжести вещевого мешка, винтовки на плече, усталости в суставах, как бывало во время прежних походов. Свыкся ли он с ними или тревога ночного похода вытеснила всякую мысль об усталости? Да, все это и еще острое чувство страха перед новыми неожиданностями заставляло хранить молчание. Слишком много ему уже довелось видеть: настоящие тяжкие бои, горящие города и села, умирающих рядом товарищей. Ему никогда не забыть тех двух-трех дней, которые он прожил в мире тяжело раненных. Радиотехник из Невеля Василий Сухин, который не знал, что у него отрезали ногу, все время стоял перед его глазами. Это про него Тигран сказал: «Не забывай о нем!»

Многое довелось видеть Аргаму. Но ему постоянно казалось, что самое ужасное еще впереди, что предстоят еще всем им гораздо более тяжелые испытания. И если в первые дни он находился в каком-то оцепенении, убежденный в том, что все равно его убьют, то сейчас происходило совершенно обратное: все нервы были напряжены, мысль лихорадочно работала, восприимчивость крайне повысилась. Всякое движение и шум, будь то негромкий разговор товарищей, свист ветра, шелест листьев или же багровеющее вдали зарево — все это остро действовало на него.

Аргам шагал так же споро, как и остальные бойцы. Мысль о том, что в одной колонне с ним сегодня шагает и Каро, присоединившийся к батальону вместе со своим лейтенантом Иваниди, приносила какое-то облегчение.

Уважение к товарищу детства неизмеримо выросло после того, как Каро ни разу не позволил себе напомнить ему обстоятельства его постыдного поведения в первом бою, не рассказал об этом никому, тем более Анник и Седе. Аргам, думая о Каро, каждый раз вспоминал его слова: «Смотри, если еще раз случится такое, ты мне не товарищ!»

Нога у Аргам а подвернулась на обледеневшей кочке, он споткнулся и чуть не упал, с трудом сохранив равновесие. Стряхнув задумчивость, Аргам зашагал тверже и вдруг заметил впереди, с правой стороны, красные искорки, передвигающиеся параллельно их батальону. Аргам напряг зрение. Да, совершенно правильно — маленькие огоньки, и они движутся! Значит, это люди курят на ходу…

В первую минуту Аргам никому не сказал ни слова, опасаясь, что его осмеют. Но нет, тут не было никакого недоразумения, ясно видны были движущиеся огоньки. Аргам обратил на них внимание Ираклия. Вдвоем они с минуту всматривались в темноту. Сомнения рассеялись.

— Быстрей доложи старшему политруку! — распорядился Ираклий.

Аргам задержал шаг, поравнялся с Тиграном и доложил ему о том, что справа от них двигается какое-то подразделение, люди в котором, повидимому, курят на ходу.

Убедившись в правильности наблюдений Аргама, Тигран тихо сказал:

— Отправляйся в головную часть колонны, доложи комиссару и командиру батальона! Только спокойней, без паники.

Аргам побежал вдоль рядов, обгоняя их. Вещевой мешок бил его по спине, он спотыкался на кочках и рытвинах. Еле переводя дыхание, он догнал наконец комиссара и капитана Юрченко.

— Товарищ капитан!

По взволнованному голосу бойца Юрченко понял, что тот явился с каким-то важным донесением. Но искорок уже не было видно. Комиссар и комбат напрасно до боли в глазах всматривались в указанное Аргамом направление.

— Может быть, просто почудилось тебе? — усомнился комиссар.

— Товарищ комиссар, искры видели, кроме меня, старший политрук, лейтенант Иваниди и сержант Микаберидзе.

Комиссар задумчиво сказал:

— Значит, что-то действительно есть.

Подошел и старший политрук. Решили выслать разведку — лейтенанта с двумя бойцами.

— Пошлите с ними Вардуни, он знает немецкий, — посоветовал Аршакян.

По рядам передали приказ хранить полнейшее молчание. Движение замедлилось. Минут через сорок разведчики вернулись, и лейтенант доложил, что параллельно с батальоном, всего на расстоянии четырехсот метров, передвигается какое-то пехотное подразделение противника в составе роты или батальона.

— Идущий впереди, повидимому командир, курит трубку. Подразделение двигается в походном строю свободно. Отступающие шли бы не так. И потом — идут по шоссе. Мы разобрали немецкую речь. Подобравшись сзади, мы шли почти непосредственно за последними рядами их колонны. Они переговариваются вполголоса. Нет никаких сомнений: это они. И потом — зачем бы нашим переговариваться друг с другом по-немецки?

— А что вы расслышали по-немецки? — справился старший политрук.

— Об этом может доложить боец Вардуни.

Подойдя на шаг к стоявшим группкой командирам, Аргам рассказал обо всем, что сумел расслышать. Один из гитлеровцев ворчал: «Ну, что это за отвратительная страна — холод и грязь, холод и грязь!..» А другой отозвался: «Вот доберемся до Харькова — отогреешься в постели у русской Маруськи». Первый попросил: «Дай-ка глоток твоего шнапса!» Второй ответил: «Да ты же вылакал все, что было!»

— Хватит уж, переводчик! — остановил Юрченко.

Аргам умолк.