Дети Божии

– Став хаста’акала, этот даст обрезать свои руки. Этот не сумеет даже взять мясо, предложенное от чистого щедрого сердца.

На это Манузхай молвил:

– Сипаж, Супаари, мы можем сделать тебя хаста’акала, а Джалао может добыть для тебя мясо. Она знает, как это делается. Все остальные научатся!

Слова его встретили дружное одобрение, ВаКашани старались приблизиться к нему, похлопать по спине, уверить в своей поддержке, они радовались тому, что нашли выход из трудной ситуации, что могут помочь этому торговцу жана’ата, который всегда по-доброму обходился с ними. Отказать им было почти невозможно, но тут он заметил на себе взгляд Джалао, стоявшей отдельно от остальных.

– Лучше умереть за доброе дело, – промолвила Джалао, как охотник глядя ему в глаза, и казалось, что она предлагала умереть ему, Супаари, а не Манузхаю.

Остальные с радостью приняли мысль; ни одному еще ВаРакхати – ни руна, ни жана’ата – не пришло в голову сказать: «Лучше жить».

Супаари отвернулся, не имея более сил выносить взгляд Джалао. Он согласился обдумать предложение и обещал дать ответ завтра утром.

Руна делали лезвия своих ножей из вулканического стекла, материала более острого, чем любая сталь, с таким тонким лезвием, что он, Супаари, едва ли почувствует его прикосновение. Его ждут несколько быстрых и точных ударов, разрезающих почти бесплотные перепонки между короткими и мускулистыми пальцами, которые почти бескровно освободятся от связей между собой. В известной мере он уже начал этот процесс, когда несколько дней назад отхватил свои когти. Он ожидал, что в результате руки его сделаются еще более неловкими, однако при нем всегда находились руна, заботившиеся о его одежде, ведшие его бухгалтерию, открывавшие двери, ухаживавшие за его шкурой, готовившие ему пищу.

И становившиеся ею.

В физическом плане обычай хаста’акала являл собой тривиальную процедуру, однако проводилась она раз и навсегда! С необратимым изменением статуса! Прежде Супаари встречал трудности с твердой уверенностью в том, что каким-то образом сумеет поставить их на службу себе, но если он примет хаста’акала, то признает свою вину. И навсегда будет помечен клеймом зависимого – причем от руна! И хотя он теперь честно признавался себе, что всегда зависел от руна, зависимость приобретала теперь более позорный характер.

Если не считать Сандоса, Супаари никогда на знавал других хаста’акала. Принятые благодетелями на попечение, подобные люди не представляли собой никакого интереса для правительства, и ничего, кроме стыда, не могло ограничивать их передвижение. Теперь Супаари понимал, почему прошедшие эту процедуру жана’ата чаще всего оставляли общество и, уподобляясь женщинам, прятались от чужих глаз. Он уже с трудом переносил общество восторженных местных селян, в полном блаженстве весь вечер обсуждавших, как они будут ухаживать за ним и в каком порядке Джалао будет забивать старейшин… И той ночью, погруженный в свое бесконечное слепое несчастье, с которым не мог справиться сон, он понял, что при всем благом намерении замысел их просто не мог сработать.

Если бы деревенская корпорация стала кормить Супаари и Хэ’эналу, она не смогла бы внести нужный платеж государству. Никогда не было такого, чтобы Корпорация руна брала на себя попечение о хаста’акала. И чтобы рунаo забивала других рунаo… идея эта непременно будет объявлена незаконной. Трудно было сказать заранее, как отнесется к ней суд. Договоренность не пройдет юридическую экспертизу, но даже если этого не случится, Хлавин Китхери легко сможет аннулировать контракт хаста’акала своим декретом.

Так что Супаари решил, что с первыми же лучами первого рассвета уйдет в лес и погибнет там со своим ребенком.

– Сипаж, люди, – воззвал он, когда руна проснулись, а зрение его обострилось. – Вам будет грозить опасность, если этот останется здесь. Этот может принести новую беду деревне Кашан и всем жителям ее. Этот возьмет Хэ’эналу и уйдет, чтобы с вами не случилось плохого.

Они не были способны так вот просто отпустить его; к тому же они были руна, a это значило, что любое дело может быть совершено только при полном и общем согласии. Дискуссия обрела, с точки зрения Супаари, бесконечный характер, и он уже рвался в путь, подлинно опасаясь того, что может случиться, если его застанут здесь.

Наконец Джалао ударила хвостом в землю и без всяких эмоций сказала:

– Отведите его в Труча Сай.

Глава 13 Неаполь

Декабрь 2060 года – июнь 2061 года

– А почему нельзя? – спросила Селестина.

– Потому что он попросил нас не приходить, cara, – очень четко произнесла Джина Джулиани, начиная терять терпение, в четвертый раз излагая эту линию аргументации. Ей и без бесконечных уговоров Селестины трудно было справиться с собственным разочарованием. «Такова моя нынешняя жизнь», – подумала Джина и постаралась не вздохнуть, выкладывая пасту на дуршлаг.