Дети декабря

– Хорошо, – без эмоций сказала мумия, – в течение трёх дней воду включат.

– Трёх? – рассердился Смятин. – Ни помыться, ничего!

– Вы можете дополнительно заплатить сантехнику, и он…

– Хорошо, хорошо, – раздражённо перебил Смятин.

Услуга стоила пятьдесят гривен. Работал сантехник минуту: открыл каморку рядом с квартирой, крутанул вентиль. Вечером Смятин помылся. Вода имела желтоватый оттенок и пахла болотной тиной. На ночь, дочитав «Старикам здесь не место», Смятин оставил мягкий свет, лившийся из расположенных по периметру потолка светодиодных лампочек. Накрылся одеялом, расслабился.

Но в коридоре вдруг зашуршало. Дрожа, Смятин открыл глаза, уже всё понимая. Сердце взвинтило ритм. По хребту поползла ящерица страха. В коридоре что-то копошилось. Смятин лежал, пялился в потолок. Вслушивался, боясь шелохнуться. Кто-то словно шуршал обёртками от конфет. Смятин протянул руку, нащупал телефон – 23:23. Шуршание усилилось, его уже нельзя было списать на «послышалось».

Смятин встал. Зашлёпал в коридор. Включил свет. Дверь в ванную была открыта. В зеркале Смятин увидел себя, чуть затемнённого. И вдруг сзади метнулась чёрная тень. Ойкнув, Смятин обернулся. Боковым зрением увидел, как тень выскочила на кухню. Бросился следом. Никого не нашёл. В голове, в такт бешено колотящемуся сердцу, пульсировало: «Сатана, приди в мой дом! Сатана, приди в мой дом!» Дьявольские шаманы отбивали ритм.

Руки тряслись. Смятин наспех оделся и выскочил на улицу. По центру двора привычно зеленела гигантская лужа. Обошёл дом, побродил между уютными пятиэтажками. Оказался у бревенчатой церквушки с звёздно-синими куполами. Вокруг высадили берёзы и липы. Сел на скамейку, закурил.

Домой идти было нельзя. Он в принципе не знал, как станет теперь жить в этой квартире. Один, как он того хотел. Возможно, надо было искать колдуна, экзорциста. Но Смятин не верил в них. Он верил в тень, а не в клоунов, которыми забили телеканалы.

Смятин пошарил в наброшенной наспех куртке. Отыскал гривны. Но круглосуточных, чтобы выпить, рядом не оказалось. Под вывесками мини-маркетов, гастрономов, магазинчиков двери оставались закрыты. Хотя днём здесь работало всё: от частной поликлиники и спортклуба до теннисного корта и спа-салона. Шаговая доступность – только плати. Middle-класс – так называла жена тех, кто здесь жил.

Но на подходе к салону, торгующему сантехникой, Смятин наткнулся на открытый бар. Там можно было видеть живых людей, а не чёрные тени. Смятин воодушевился, ещё раз пересчитал деньги. Зашёл, но внутри была только барменша – пышнотелая женщина с белокурыми локонами, делавшими бы её похожей на ангела, если бы не испитое лицо. Барменша усадила Смятина за столик, приняла заказ. В круглой вазе лежали камни, стояла роза. На стене висела картина с восковой бабочкой.

Когда барменша принесла заказ, в дверь зашла рыженькая соседка Смятина, Лина. Но в этот раз она казалась печальнее, растрёпаннее. Смятин махнул ей рукой, приветствуя. Лина не обратила внимания.

– Эй! – крикнул Смятин.

Лина наконец-то заметила его, подошла, улыбнулась.

– А, это вы. Я близорука.

Она присела за столик, убранный бежевой скатертью.

– Мило тут, да?

– Вполне. Чисто и светло, – сказал Смятин, рассматривая блестящую барную стойку.

– Да, именно так, – улыбнулась Лина. И тут же рассказала, как поругалась с мужем. Он работал не в Киеве, во Львове, и приезжал только на праздники и выходные.

– В таких ситуациях обычно бегут к подружкам, но… это так пóшло.

Смятин кивнул, не решаясь начинать свой коньяк.

– Вы пейте, не стесняйтесь. Я ведь и сама пришла выпить. Так что давайте вместе, а? И можно на «ты»?

– Давай на «ты», – легко согласился Смятин.

– Тогда я тебя угощаю.

– Не стоит…

– Стоит! Я ведь сама предложила.

И она сделала заказ. Смятин расслабился, потому что угощать Лину денег не было. Вместе они распили бутылку «Коктебеля».

Смятин в полной мере рассмотрел Лину. Длинные красные ногти. Чуть вздёрнутая грудь. Светло-карие, с искринкой глаза. Сочные пухлые губы, нижняя слегка оттопырена. Вечная чуть насмешливая улыбка. И ямочки на аппетитных щёчках.

– Крым отжали, а коньяк нам продают, – усмехнулась Лина.

Пьянея, она ёрнически растягивала слова. В ответ Смятин хотел промолчать. На российский Крым в Украине реагировали болезненно. Но потом решил, что лучше определиться сразу:

– Я из Крыма.

– Да?

– Из Севастополя.

– О, Севастополь, – хохотнула она, но голос, выдавая, дрогнул, – рассадник сепаратизма. – И тут же поправилась: – Ты прости, если что…

– Забей. Давай лучше за укропов и ватников.

Лина взглянула удивлённо, но потом рассмеялась.

Чокнувшись, они выпили. За второй бутылкой Лина перешла на политику. Смятин заметил, что в Киеве почти все говорят о политике.

– Обещали одно, а на деле – другое…

– Так всегда и везде, у нас тоже, – закивал Смятин.