Дети Эдема

Имеются, однако же, и редкие исключения. По мере приближения автолупа к конечной остановке я начинаю замечать отдельных мужчин (а в одном случае и женщину), которые по виду своему вполне могли принадлежать даже к группе тех, одетых в черное. У них прямая осанка, уверенный шаг, во всем облике угадывается вызывающее высокомерие. Они шествуют, как хозяева Земли.

Автолуп уже почти остановился, когда я увидела его – молодого человека, ненамного старше меня, с блестящими каштановыми волосами и резкими, твердыми чертами лица. Телосложением он не так силен, как другие одиночки, но, судя по виду, это его совершенно не волнует, он совершенно уверен в себе и готов ответить на любой вызов, какой мир бросит ему. На миг он поворачивается ко мне лицом, и я вижу, что от уголка его левого глаза через всю скулу тянется шрам в форме полумесяца. Я откидываюсь назад, чтобы он меня не заметил. Но он смотрит только на поезд. Через мгновенье мы въезжаем под дебаркадер и останавливаемся у крытого перрона.

Ларк вскакивает на ноги, вид у нее явно возбужденный.

– Пошли! – говорит она и тянет меня к двери. Вместе с нами поднимается еще только одна пара. Несколько пассажиров, направляющихся во внутренний круг, походят на туристов.

– Уверена, что это отряд «Смертоносная ночь», – манерно говорит одна дама своей роскошно одетой подруге. – Видишь вон тот шикарный образец? Это самка Ягуара. Говорят, однажды она убила за одну ночь пятерых мужчин.

– Я слышала, что там было четверо мужчин, женщина и ребенок, – возражает ее спутница, плотоядно вздрагивая. Обе негромко хихикают, прикрывая ладонью рот.

Одно дело хоть и бурная, но цивилизованная жизнь внутренних кругов, но Ларк, похоже, хочет втянуть меня в водоворот опасностей и мир странных людей?

– Ты мне доверяешь? – спрашивает Ларк, видя мои явные колебания.

Я на секунду задумываюсь, и в этот миг в сознании у меня возникает образ мамы.

– Не доверяй никому, кроме членов семьи, – сказала бы она. – На кону – твоя жизнь.

– На все сто процентов, – твердо отвечаю я.

Ларк улыбается и ведет меня в путешествие по внешним кругам.

Что сказать об этой ночи? Сказать, что ничего подобного раньше мне переживать не приходилось, не имеет никакого смысла. Мне ведь вообще ничего не приходилось переживать. Сказать, что я даже вообразить себе такое не могла? Но я слишком мало знала про мир, про людей, про то, что такое удовольствие, чтобы вообще что-то себе представлять.

– Благоразумной девушке здесь ничто не грозит, – говорит Ларк, шагая рядом со мной по тускло освещенным улицам. – Люди здесь неплохие. Просто живут бедно. Большинству и в голову не придет обидеть кого-то. То есть, пока ты не начинаешь совершать ошибки.

А я наверняка могу наделать кучу ошибок. Например, члены одного отряда, по словам Ларк, набросятся на меня, если я сплюну в их присутствии. Ну, тут мне беспокоиться не о чем. Пусть даже воспитана я не безупречно, но во рту у меня всегда сухо, даже слишком. Члены другого отряда требуют, чтобы при их виде прохожие немедленно останавливались и поворачивались спиной.

– У них считается, что смотреть им в глаза – значит не доверять, а это тяжкое оскорбление. А поворачиваясь спиной, ты тем самым выражаешь им доверие. И никто тебя не тронет.

Без нее я бы пропала. Как и в прошлый раз.

Она ведет меня в клуб – место одновременно тихое и дикое. Никто не танцует. Имеются кабинки и столы, укромные, задернутые шторами ниши. Люди пьют горький черный кофе (или, насколько можно судить, синтетический кофеин, разведенный в какой-то жидкости) и слушают оратора, произносящего с возвышения замысловатые, глубокомысленные и, на слух, подстрекательские речи. Я не вполне его понимаю, но говорит он о свободе и независимости, о бескрайних открытых пространствах так, что у меня сердце заходится. Мы садимся в кабинке и вслушиваемся в разговоры присутствующих. У каждого свое мнение. Голоса становятся громче. Напряжение нарастает. Кто-то швыряет в кого-то стулом с воплем:

– Лучше быть убитым, чем обманутым!

Мгновенно возникает потасовка, которую пресекают двое здоровенных вышибал, сплошь покрытых татуировкой в виде листьев папоротника. Они вытаскивают драчунов из клуба. И все возвращаются к спорам обо всем на свете.

Все это удивительно.

У меня по коже мурашки бегают от возбуждения, а может, от кофеина, когда Ларк расплачивается и выводит меня наружу.

– Погоди, мне здесь так нравится! – протестую я. Это как раз по мне – захватывающий спектакль, которым можно наслаждаться, не участвуя в нем напрямую. Никому нет дела до того, что я ни на кого не смотрю и не ввязываюсь в споры. Все слишком поглощены ходом собственных мыслей, слишком влюблены в звучание собственных голосов, чтобы еще и на меня обращать внимание. Для меня это как занятия в школе – урок по поведению в обществе.

– Тут много таких мест, есть и получше. Теперь, когда мы достаточно подзарядились, пора потратить энергию.