Дети Гамельна. Ярчуки

Вынули. Неловко оттаптывая друг другу ноги, подняли покойницу из могилы — мертвячка норовила обратно сползти, точно непременно в могилу вернуться желала. Непристойно заголялись ножки, густо покрытые длинными почерневшими царапинами. Ведьма наступила покойнице на ворот сорочки, не дала в могилу нырнуть, подождала, пока могильщики наверх вылезут.

— На тачку кралю клади.

Гробокопатели пытались пристроить страшный груз — мертвячка была лёгкой, но уж очень неподатливой. Определенно не хотела кладбище покидать. Усаживая, Хома случайно надавил на живот покойницы — рука чуть ли не по локоть провалилась.

— Что творишь, бесстыдник? — насмешливо спросила ведьма. — И вовсе нашу красуню запортишь.

Могильщики торопливо забрасывали землёй опустевшую могилу. Шуршали комья, за спиной раздавалось размеренное «лузг — щёлк». Ёжась, Хома испытал краткий прилив облегчения, словно враз чарку наилучшей горилки выцедил — пощадила хозяйка, могла приказать и самим закопаться. И выполнили бы, куда тут денешься. Саморучно земельку бы заваливали, загребали. Видать, нужны пока что слуги чёртовой бабе…

Ведьма небрежно утаптывала рыхлую землю своими мужскими сапожищами.

— Чего вылупились? Вперед, да рысцой!

Ушлый дылда подхватил лопаты. Хома глянул на сотоварища недобро — так бы и выдать в ухо за хитрожопость. Ну да делать нечего — пришлось за тачку взяться. Поднатужился, сдвинул. Деревянное колесо покатило по тропке, мертвячка вздрагивала, ноги косолапо растопырились.

Тропка меж могил вывела к жердям-воротам, но едва напарник за них взялся, как донесся дребезжащий вздох-звон колокола. Часовенка стояла не так далеко, а словно за сотню верст отсюда, колокол свой одинокий звон испустил. Вот тут и ведьма вздрогнула. Стояли, замерев и боясь шелохнуться. Видать, дрожали руки казака — мертвячка в своем экипаже шевельнулась, запрокинула голову, словно желала оглянуться да попрощаться с кладбищем, так и не ставшим ей надежным пристанищем до самисенького[32] Страшного Суда.

— Пустое, ветер балует, — молвила ведьма, доставая новую жменю семечек. — Трогай, казак…

…Скрипело колесо тачки, кивала мертвая дивчина знакомым хатам. Тянулась улица пустая и вымершая — ни огонька, ни шороха, ни бреха собачьего. Ох, будто вымерло село. А ведь какая варенуха здесь водилась! Взвар медовый, а не варенуха! Сейчас бы хоть глоточек спасительный…

— Сворачивай, — приказала адская хозяйка.

Вкатили во двор корчмы — и тут темень, тишина.

— Побойчей, варвары. Запоёт петух, уж будет нам веселье…

Хома с кудрявым подельщиком вынули из тачки недобрый груз, поднялись на ступеньки — ведьма придержала дверь.

— На стол кладите.

Мертвячка легла на длинный стол, пропахший недопитыми и недоеденными сомнительными здешними яствами. Кудрявый носильщик расправил белый подол покойницы, дёрнул озабоченно носом.

— Так задирать надобно, — усмехнулась ведьма, ставя в изголовье свечу — при жёлтом свете покойница стала куда страшнее. — Иль забыл, как с грешными девами любовные дела крутить?

— Пани хозяйка, тут пусть вашей тёмности будет как угодно, но не по моей привычке то дело. Не умею я такого, — взмолился кудряш.

— Ты не умеешь, — он умеет, — кивнула на Хому зловещая баба. — А ты и на подхвате сгодишься.

Онемевший казак почуял, как подгибаются ноги. Да о чем она?!

— Ниток вощёных найдите да иглу шорную, — приказала ведьма. — Да гляньте хорошенько, может, подточить иглу надобно. А я пока подруженьку красавице приведу.

Разбрелись хлопцы по корчме — огонь в очаге едва тлел, от свечки больше тени по стенам скакали, чем свету было. И где те поганые иглы искать?

Хома шарахнулся от большой тени, согнувшейся за столом у бочонков — то был хозяин корчмы. Добрый человек, хотя и глуп как пробка. Не-не, не мёртв — дышит. Сна на всё село ведьма нагнала, ох, и крепкого сна!

Ведьма ушла в гостевые комнаты. Куда и зачем, Хоме думать было недосуг. Видимо, дьявольское заклятье малость ослабло — в душе вспугнутым зайцем заскакал опомнившийся ужас, заодно и здравые мысли в казацкой голове мелькнули. На цыпочках подскочил к сотоварищу по несчастью — тот сидел на карачках перед хозяйским столом, ощупью шарил среди хлама.

— Ты шо, сдурел?! — сущим змеем зашипел Хома.

— Да где те нитки…

— Бечь нужно! Разом!

— Куда бечь? Куда? — шепотом заблажил кудряш. — Уж попались, так попались. С головой и хвостом попались! Ты хоть знаешь, кто нас поймал, дурная твоя голова?

— Да мне… — Хома на всякий случай воздержался от ответной брани — вдруг чёртова баба до неё особо чутка? — Бечь нужно, говорю!

— Так не убежим, — лопотал кудрявый трусун.

Хома примерился было выдать хорошей плюхи с правого кулака, но, принюхавшись, передумал. Вот же бутыль, рядышком. Благоухает.

Тихо шпокнула догадливая затычка, горилка прохладная сама пошла в горло. О, то дело!

Казак перевел дух, ухватил за волосья сотоварища, сунул горло бутыли куда-то наугад. Попал. Кудряш хоть и был трус трусом, но не дураком — присосался, что тот телок.

— Тебя как звать, хлопец? — прошептал Хома, выдирая из хватких губ порядком полегчавшую бутыль.