Дети Гамельна. Ярчуки

Водный простор раскидывался всё шире — заходили к добыче от середины реки, дабы не вспугнуть. Бескрайность реки смущала — опрокинется лодка, определенно не выплыть. Особенно, если плаванью мешать будут всяческие перепончатолапые щуки. Впрочем, дурных предчувствий пока не имелось — Диего смотрел, как летит вдоль берега цапля — сияло в солнечных лучах нестерпимо белоснежное оперение, неспешно взмахивали прекрасные крылья — истома и изящество таились в каждом движении. Будь оно проклято, до чего ж много странного и волшебного в этой дикой стране! Птицы, реки, женщины с мифическими именами… О, Гарпин куда как смуглее и пощедрее телосложением, чем эта снежно-белая хрупкая птица. Какая же она жаркая и искренняя в желаниях! Святой Христофор свидетель — кипящее золото, а не женщина!

Всплеск отвлёк от ненужных мыслей — гребцы вздрогнули, глядя на широко расходящиеся по воде круги.

— Рыба, — обернувшись, одними губами, почти беззвучно, сказал Котодрал.

Диего кивнул, чувствуя, как на лбу мгновенно выступил пот. День как будто разом стал менее солнечным. Охотники глянули на Дмитра — казак оскалился, безмолвно указал веслом в сторону берега — в то место, где обрыв и деревья отбрасывали длинную и плотную тень. Понятно, значит там те знаменитые омуты…

Двинулись к цели. Лейтенант ещё бережней погружал весло в воду. Не нужны лишние плески, ни к чему громкие звуки и иной шум. Пусть дичь спит. Сейчас, в полдень, она непременно должна спать. Сыто и спокойно дремать в покое, среди зеленых водорослей и черных стволов топляка…

О здешних мавках и водяницах Угальде знал мало. Об ундинах и наядах читал и слышал чуть больше. Особой опасности здравомыслящим людям они не представляли. В добропорядочной Европе, по крайней мере. Если сохранять должные приличия, не куртуазничать с сисястыми селёдками, не давать себя заманить в воду спьяну или по чрезмерной похотливости…

Здесь иное дело. Дикие реки, полные кровожадных тварей. Жутко вспомнить, как они растерзали несчастную невесту казака. Лейтенант отлично понимал скорбь товарища. Такая милая девушка. Хотя, если сравнивать, покойная, конечно, излишне худощава…

Угальде прогнал неуместные сравнения. Тень берега приблизилась. Собственно говоря, это не совсем прибрежная тень — просто длинная и темная. И чересчур густая. Как в столь солнечный полдень вода может оставаться непроницаемо чёрной? Казалось, уже и внутрь лодки сама собой поднимается речная студёность — вот, сидящий впереди, Котодрал передёрнул плечами. Диего и сам чувствовал, как поясницу начинает холодить, точно на снег уселся.

Дмитр приподнял руку, призывая замедлить ход — казак всматривался в береговые деревья и откосы, ища приметы точного места. Лодка сдвинулась чуть в сторону, Дмитр кивнул головой — здесь! Он и Котодрал склонились над молчаливым попутчиком охотников — пузатый бочонок с достоинством дожидался своего часа. Лоснились обмазанные свежей смолой бока, торчал куцым негнущимся хвостиком хитроумный фитиль, который надо не поджигать, а вовсе даже наоборот — окунуть в воду целиком. О, сколько всего полезного хранят вьюки их капитана!

Держа наготове пистолет, Диего не мог оторвать взгляда от воды — странно притягивала почти чёрная поверхность, чаровали мнящиеся глазу водовороты, тайное глубинное движение — тёмное, гладкое, упругое. Ствол пистолета ткнулся в борт лодки — Угальде отшатнулся. О, Дева Мария! Неужели сам нырнуть вознамерился!?

— Что скажешь, лейтенант? — прошептал Котодрал.

— Швыряйте! С левого борта…

Бочонок придержали — плеснуло не так и громко. Смоляная тушка снаряда канула в непроницаемую толщу воды. Капитан клялся, что всё сработает. По его словам, нужно только дать воде растворить вложенный кусочек сахару…

— Ну, сучье племя, щас… — с торжеством скрежетнул зубами Дмитр.

Спохватившись, взялись за весло — дубок резво отошёл ближе к берегу…

…Сначала вздрогнула лодка, потом донесся глухой глубинный вздох… и всё. Днепровский простор лежал все такой же сонный, разморенный. Диего уже открыл рот, дабы крепко выругаться, но тут вода вспучилась…

…Огромный пузырь вынес к солнцу еще один вздох, глубокий и страдающий, словно река ахнула от боли. Разошёлся пенный водяной вал, стал белым, потом жёлтым — взметнуло со дна песок, камни, обломки древних стволов, обрывки водорослей. Мелькнуло ещё что-то, вода меняла цвет, лодка запрыгала на волне… Выбросило в пузырях на поверхность обрывок чего-то тёмного, но вроде бы без хвоста…

— Вон они! — приглушённо крикнул Котодрал.

…Шагах в двадцати от взрыва всплывали тела: вот бледная спина, левее голова… Дальше опять голова, еще одна… Нога в небо задралась — бледная, в синеве — нырнуть хочет?! Нет, эта оборванная, растрепанные ошметки кожи хлюпнули… Но вон, среди вплывших гнилых ветвей, отчетливое шевеление!

— От берега уходят! — крикнул Йозеф.

Казак уже стоял на ногах, целился из аркебузы. Выстрел!

Было видно, как одно из темных пятен вздрогнуло, исчезло под водой. Вновь всплыло или нет?