Дети Гамельна. Ярчуки

Глава 10. О бренности и тщете лыцарской славы

— Пан Лащинский, воинство поднимайте! Беда! Бесы с погоста набежали, город жгут и баб валяют!

Как взметнулись сердюки на тревожный призыв! Как разом подхватились! Сипло взрычал ясновельможный пан Лащинский, пытаясь выползти из светлицы. Восстал, было, в гневе хлестнув сорочкою по морде вояку, что пытался вызволить свои одежды из-под пиршественного стола. Да не держали ослабелые ноги, обрушились на пол удалые воины. Тут и уволокло под стол безпорточного стража, ибо силён был соперник, тянувший спорные шаровары с иной стороны. Хватались растревоженные охранники за шапки, жупаны, сабли и чеканы, призывали Матку Боску да твердость и доблесть свою, столь крепко пострадалых в схватке с горилкой и азартом игроцким. Да и иные подозренья смятенные разумы гордых сердюков терзали: что за бесы?! Откуда бесы?! А уж не побывали ли те бесы уже здесь, в этом чёртовом шинке? Где же обтоптанные, смазанные смальцем сапоги, где любимый персидский нож с жемчугами? А шпоры с позолотой где?! Да что там шпоры, одна портянка в руках и имелась. Как такое случилось?! Играл, было такое, продулся дочиста, и это было, но, как и кому?! Хоть вспомнить того счастливца, во взаимствование, чтобы у него какой одежки одолжить! Так нет же — как назло одна портянка, да в голове, словно в горшке треснутом — пустотно и гулко. И что ту тряпицу душистую: её хоть на тыл наматывай, хоть на перед — всё одно осоромишься.

— Так не бывать же тому так! — вскричал бывалый вояка, нахлобучивая на седой чуб пусть чужую, но весьма недурную шапку-шулику с соколиным обтрёпанным пером. — Хватай, панове, что бог подал, после разберемся. Иль не в своём мы побратимском обществе?

— В своём! В своём! — вскричали те из сердюков, кто уж осчастливился штанами. — К бою, панове!

Закрутилось боевое дело: были живо найдены и мушкеты с пороховницами, и сабли с пистолями, и некая доля одежды — пусть и весьма поредевшая с того недоброго часа, когда ехидный случай подсунул горемыкам игорные кости. С грозными криками и божбой готовились к неведомой схватке похмельное воинство.

От дверей смотрел на то чудесное воскрешение оторопевший пан войт города Пришеба, коий и поспешил в шинок за помощью. Что и говорить, картина выдалась диковинной. Но уж был вновь поставлен на ноги ясновельможный пан Лащинский, уж надели на героя жупан, и опоясали саблей. С грозным гиком и шепелявым посвистом, сшибая лавки и снося косяки, кинулись во двор лютые бойцы. Мигом вскинулись в седла, подняли охающего ясновельможного. Разлетелись из-под копыт грязь и навоз, выметнулось на улочку яростное воинство. Тщетно взывал и указывал в иную сторону отдышливый городской войт — унесся к рыночной площади лихой полуголый отряд. Куда?! Зачем?! Кто знает… Воинское дело оно изначально замысловатое и мирному обывательскому разуму труднодоступное.

***

— Хорошо пошли, — с удовлетворением молвил злопамятный Анчес. — И ус утраченный поперёк дороги не встал.

— Вернутся сейчас, — обнадежил Хома. — А может и не сейчас.

Женщины ничего не сказали: Хеленка жалобно мукала и утирала-развозила по личику сопли и иное мадерное, отнюдь ненужное девичьей красоте. Ведьма хмурилась и прислушивалась к происходящему в городе — доносился заполошный набат и отдалённые вопли.

— Надо всё ж рассолу, — заметил Хома, утирая нос панночки подолом своей свитки.

— Гишпанец за рассолом сходит, — распорядилась ведьма. — А ты, казаче, ступай и глянь.

— Куда? — насторожился Хома.

— Туда, где ворог. Упредишь, выяснишь, сколько маззикимов собралось. Может, глаза им отвести удастся. Или иным способом запутать.

— Тю, так отводи ж им глаза сразу и наперед! Что там на них смотреть? Уж обойдемся как-нибудь без того лицезрения.

— Ступай-ступай! Лучше знать, откуда полезут и каково их число. Маззикимы не особо быстрые, но золото чуют. А может с ними ещё кто есть. Из недобрых.

— Да уж куда нам еще подобрее гостей ждать, — буркнул Хома. — Нельзя нам расходиться. То дурная стратегия. Сжать силу в кулак, готовить оружье. Как дадим залп, а потом другой, они и разбегутся, портки теряя. Эй, чёрт, ты пистоль-то зарядить не забыл?

— Сам ты, чёрт и неуч деревенский, — огрызнулся гишпанец, успевший притащить здоровенный ковш пахучего рассола из-под квашеной капусты.

— Я про пистоль спрашиваю, — грозно нахмурился казак.

— Да что тот пистоль? Не возьмет он маззикима, и пуль у меня действенных нет, — заблажил кобельер. — Ты ж у нас под Корсунью подвиги совершал, ты и стреляй. Я тебе ещё пару недурных пистолей припас и преотличную пороховницу сердюки позабыли, — Анч с опаской покосился на хозяйку, но та смотрела на Хому.

— Да отчего непременно я? — не выдержал казак. — И за лошадей я, и к кузнецу я ходи, и мёд в домовины я лей. И в лазутчики я?! А был ли такой уговор?

— Напомнить? — тихо проскрипела ведьма.