… Казак всадил пулю в голову рослому, начальственных ухваток, ясновельможному. В ответ стреляли, но уж слишком впопыхах — Хома и зажмуриться не успел, как просвистел свинец по оба уха от казацкой головы.
Ну, набегайте… В руке был неважный пистоль, от Анчеса в наследство оставшийся, может и не подведёт. Ятаган наготове, э-э, рука-то как взмокла…
… Тьфу, что за рожи у этих ляхов, у нашего нечёртова чёрта и то как-то помилее. Сразу двое ворогов вскинули пистолеты, а уж сабли как сверкают…
Хома осознал, что его заслонила панночка. Два выстрела почти в упор едва не сшибли девичье тело. Хеленка устояла, фыркнула и шагнула навстречу стрелкам…
… Славно погулял молот. Летели наземь ляхи, снесло и дурную, зачем-то подвернувшуюся лошадь. Хома потрясал ятаганом, орал и грозил пистолетом, изображая целое воинство. Но надлежало ли то делать или вершилось сугубо для самоуспокоения — неведомо. С врагом только раз и столкнулся — когда оглушенного ляха отбросило прямиком на казака. Неловко сцепились, молотя друг друга в грудь рукоятями сабель и пистолетов. У Хомы лишь в груди ёкало, да за пазухой хрустели черепки разбитой злосчастным поляком баклажки. Вот и попил горилки после дела, тьфу…
… Потом ляха унёс добавочный удар молота — тело с лопнувшей башкой улетело в одну сторону, шаблюка в другую. Только и осталось казаку, что крякнуть…
… Хеленка с однопистолетно поддерживающим её войском сделали полукруг шагов в тридцать — что под молот попало, то легло бездыханным, что поудачливей — сбежало. Где-то на пятнадцатом середине пути воителей окропил рукотворный дождь — святая вода лишь казацкие усы промочила, но Хома больше за панночку беспокоился. Дождь быстро иссяк — одного из монахов задрал оборотень, второй вообще сгинул. Не, не сгинул — ещё слабо ворочалась груда под хлопотливыми крысами-победительницами. Вон, пищат, злобствуют.
— Всё, что ли? — спросил Хома, ожидая подвоха.
Отвечать было некому: вовкулака сбёг в темноту, Хеленка отвернулась и дергала плечами. Это верно: пирующие крысы зрелище не особо радующее глаз, хоть ты сам какой угодно нечистью считайся.
— Э, давай оботру, — вспомнил казак.
Платок у панночки промок, но сама вроде личиком не облезла, и даже язвами не пошла. Хома поспешно обтёр краем свитки, щеки и лоб дивчины — та принюхивалась.
— Не, то от меня пахнет. Пропала горилка, зря носил, — безнадежно пояснил казак. — Нашёл же, вражья душа, куда лупить. А с твоей пулей-то что?! Куда попало?
Хеленка показала на край живота, скорчилась, — жжётся, но не сильно.
— Да что ж ты подставляешься?! Куда то годится?!
Дырка оказалось сквозной — на спине выход разглядели.
— Заштопать нужно, — горестно молвил Хома и обтёр с белой кожи несколько капель крови. Хеленка кивала — её больше огорчила дырка в новой сорочке. Что ж тут скажешь, в полумёртвом состоянии есть свои преимущества. Хотя то вовсе и не повод напрасно подставляться, портить одёжу и животы.
— Ладно, пойдем, глянем, что там хозяева удумали, — сказал Хома и повёл к дверям костёла вокруг, ибо не дело приличной девушке глядеть на всякое разное, недоеденное крысами и иным зверьём.
Казалось, вражины попёрли отовсюду. Спереди, сзади, с боков. Даже сверху парочка сиганула. Выстрелы наёмников проредили передние ряды, но атакующих было слишком много. А заряды покончались до обидного быстро.
Сабля сломалась у рукояти. Перехваченный за ствол длинный рейтарский пистоль увяз рукоятью в чей-то проломленной голове… Капитана подсекли сзади, уронили. Сознание погасло не сразу — успел ещё увидеть, как Збых помирал. Паршиво вышло, не обманул морок степовой…
— Вот он ты какой… — главный гад стоял над лежащим капитаном, внимательно разглядывал. Блестели глаза. Шевелились длинные пальцы, в которых, казалось, не было ни единой кости…
— А тебе, что за беда? — Мирослав встать не пытался. Понимал, снова уронят. Да и могут рубануть.
— Мне? — вражина улыбался, растягивая тонкие губы. Капитан ждал, что клыки будут острые, нечеловеческие, как у характерника-казачьего вервольфа. Но нет, обычные, людские. — Никакой беды. Просто интересно было взглянуть на того, кто один раз уже побывал моим оружием. И скоро послужит ещё.
— А не пошёл бы ты козе в трещину? — столь откровенно злить было не самым лучшим выходом. Но тянуть время, надеясь на чудо, было глупо. Чудеса происходят, если их заблаговременно готовить. А сейчас… Банда полегла вся, без остатку. Поляки, судя по стихшим крикам, тоже уже на пути к воротам.
— Забавно… Я много слышал про тебя, капитан. Ещё когда ты был всего лишь сержантом. Слышал только хорошее. О, ты верный пёс!
— Вонючая лесть должна меня восхитить?
— Ну что же, я говорю чистую правду. Ведь именно ты убил Волка, меня не обманули?
— Кого убил? — не понял капитан.
— Волка. Он известен тебе как Иржи Шварцвольф, хозяин Зимнего Виноградника. Ведь это ты застрелил эту бешеную тварь?
— Я вашего брата много поубивал, всех не упомнить уже, — хмыкнул наёмник. — Кому пистоль в ухо, кому ножом по горлу…
— Ты храбр, воин, называющий себя чужим именем и живущий чужую жизнь. И я благодарен тебе.