— Мне эти выборы перманентные надоели. Нам подскажут по ящику, и будем голосовать за
кого надо. Без разницы Я лично против всех голосовать буду. Не сотворю себе кумира.
— А как же гражданская позиция? — пытался подковырнуть капитана Севик.
Юрочка подлил в стаканы «беленькую», предложил примирительно:
— Ну, будем!
Мужчины потянулись к стаканам, выпили: кто, морщась, кто, закусывая хрустким луком с
солью:
— Эх, да не последняя…
— О, аккурат ушичка поспела, — лыбился Рачибо. — Щас подивимся, что оно и как. —
Поднялся, попробовал ложкой варево, плеснул в котелок немного водки и снял ушицу с огня,
зажмурился от удовольствия: — Ах! Всяк выпьет — не всяк крякнет! Вот вы, пан учитель, не
верите в силу Тарханкута! Одних принимает, других пугает, а третьих ховает. Тарханкут людей
чует! — Сергей Викторович критически наблюдал рассказчика, в готовности оппонировать. —
Прикатился на джипе, як лыхо. Бесарабом кликали. Ваш знакомец, пан учитель! Всех запугал,
пригнобил — что твое крепостное право! Раскопки делал древностей, все курганы разрыл, многое
отнял у могил. Бизнесмен то такий, що не кажить. Как увяжется кто с ним в бизнес — то со скалы
упадет, то утонет на мелководье. Казалы люди, и контрабандою баловал, и земельки багато
«прихватизировал». То у военных прикупит оставленные батареи и зачухану казарму задарма, то
еще щось. Не брезговал ничем. Агенцию держал, и все шло у него как по маслу, килька рокив,
при любой власти.
— Амфибию мою арестовал, негодяй, — вставил отставной капитан, подбрасывая палочки в
костер,
— Отож! А тут последнюю кошару присмотрел. Думал «отелю» построить. В таком
распадочке, с выходом к бухте. Ждал, когда сама кошара развалится, да еще народ подбивал —
разнести на части. Чтобы потом прикупить за копейки. Приехал той Бессараб в распадочек,
когось дожидается. А тут ветер с моря — шквал! Как дунул, тай гудить, не переставая. А
прикатил ветер цистерну бесхозную бродячую. Кубов на сорок, ржавая, от ракетного топлива, еще
военные загубили на Тарханкуте, при развале Союза. То в один распадок ветер ее закатит, то
вновь на осень выймет и гоняет по степу аж до весны. Так вот, зьявылась. И стоит на гребне, а
ветер держит ее, колышет, не переваливает. И только той Бессараб на джипе пидъихав, вылез,
лыбится на самозахват, та ветрюганище як дунет, и ця цистерна сверху на Бессараба грюкнула.
Мокрого места не осталось. И покатила дальше по степу шаленичать. Потим бомжы на металл
разнесли. — Старик сделал паузу, пододвинул стакан ближе к бутылке. — Ото и кажуть в народе,
что цистерна та была — кара для него. Мелет млын Господень медленно, та верно, — и ткнул
клешней в небо.
— Да, тому, кого сверху метят, не отвертеться. — произнес Юрочка.
— То-то же, метят сверху — и правильно! — снова включился Контактер, осматривая
собеседников чистыми детским взглядом, — А как по-другому? Вот вам наглядный пример,
Бессараба. Что творил? Как колобок был, не ухватишь. От всех ушел безнаказанным. А нашлась
сила, прихлопнула!
— Только сказывали знающие люди, что заховал перед тем Бессараб в подводном гроте все
награбленное, а вход, кажуть, фугасом заминировал, — взмахнул «клешней» в сторону обрывов
Рачибо.
— Брехня! — отозвались из окружения костра.
— Сами-то вы, что предлагаете? — не выдержав, встрял в разговор Сергей Викторович,
обращаясь к сопернику» по жизни», первому мужу своей неудавшейся жены Светы, законному
отцу ребенка.
— А что всегда ценилось выше всего? — спросил, оглядывая собеседников, отставной
капитан, и ответил: — Дружба бескорыстная, семья, любовь. По-человечески жить, никому на
пятки не наступая. Не гнаться за уходящим, но думать о вечном. Зачем снова куда-то идти? Дома
надо порядок наводить!
— Права наша доця, — влез вездесущий Рачибо. — Возделывай свой сад. И воздастся по
плодам его!
— Вы же сами только что говорили: воспрянет Родина. А все потому, что развитие
государства есть перманентный процесс, — втолковывал деклассированным собеседникам Севик.
— Нужны были отравленные источники, зловонные костры, грязные сны и черви в хлебе жизни.
Мир так устроен. Чтобы потом началось возрождение!
— Эк вы загнули, дружище — улыбнулся Шульга. — А кому убирать все это? Снова
простому человеку? Ох-ма!
— С Бессарабовым партнером, со всесильным Мудасом, знаете что произошло? — спросил
общество бригадир Юра.
— Ни, — вздохнул дед.
— Газеты надо читать, — важно изрек Шульга, подливая в стаканы «по-маленькой». — И
никакой не Мудас, а Мидасов, тот самый, что партию «лунатиков» спроворил. Да так
партстроительством увлекся, что по лунным ночам на балкон лазить стал в чем мать родила. В
лунатика, так сказать, превратился. А следующая за лунатизмом какая, знаете, стадия?
— Та ни, — простодушно крякнул дед.
— Ясно какая — летаргия. Впадение в летаргический сон. На всю жизнь засыпают.