Дети гарнизона

– Дорогая, при чем тут спирт? Выпили самую малость. Важно другое! Пришельцы, инопланетяне, говорили со мной, ну даже не говорили, а общались телепатически, когда я увидел их, ну что-то такое непонятное, на экране забарахлившего радара. Кто теперь твой муж? Ха, конечно не знаешь! Так вот, твой благоверный – контактер, ты представляешь? Теперь будет все – уважение, публичные выступления, слава…

– Ты кроме меня говорил об этом кому-нибудь?

– Нет, то есть да. Да, – гордо ответил папа, – написал подробный рапорт на имя командира гарнизона.

– Это все?

– Да, то есть нет. Послал письмо в газету, – уже не так уверенно произнес он.

Горько улыбнулась мама:

– Тебя комиссуют, посадят в психушку? Боже мой, лучше бы ты пил! Ну почему это случилось с нами именно сейчас, когда мы уже можно сказать пакуем чемоданы для переезда? – Она обреченно всплеснула руками и тихо зарыдала.

Потом приезжал из областного центра какой-то важный бородатый дядька, корреспондент, с папкой долго сидели на кухне, дымили и пили водку. Гость записывал, а «контактер» без умолку говорил, что это не первый контакт, многие офицеры видели НЛО на экранах радара, пеленговали частотные сигналы, но боялись признаться начальству... И только он, правдолюбец – любитель, имеет гражданскую смелость утверждать что…

«Есть контакт! » – так называлась заметка в областной газете. После публикации папу немедленно отстранили от службы. Вызвали в штаб дивизии. Твердил с убежденностью средневекового алхимика, представшего перед судом инквизиции: видел, общался, контактировал. Осознаю свою миссию…

– Свободен, – мрачно брякнул особист, имея ввиду, что теперь папа свободен от делания военной карьеры. И направление вручил – в военный госпиталь к психиатрам, туда и привозили в военную «дурку» передачки.

Лечение, консультации и медицинские комиссии. И только под их причитанья и горькие слезы несбывшихся надежд отец вдруг осознал, что теперь без него может быть с ними, его девочками, испугался. Нет, не за себя – за них! И отрекся от всего, как желали отцы-командиры, объяснив случившееся тем, что принял какие-то там спутниковые сигналы в состоянии крайнего утомления и принявши на грудь…

Мама ходила по штабам, умоляла вернуть на должность мужа, на «стартовую площадку» для счастливого отлета в Москву. Ленке запомнилось, как однажды, оставив ее в приемной, она скрылась за толстыми штабными кожаными дверями. И как раздавались потом оттуда сдавленные стоны и вскрики декабристки, жертвовавшей за ближнего своего всем…

Ладно, мечтателя пожалели, совсем из армии не комиссовали, а отправили в глушь, как и был, капитаном, в Сарабуз, потом под Донузлав, на западное побережье...

Лысина и распущенные хиповые волосики. Счастлив: мог покрасоваться без вреда обороноспособности нашей Родины в хиповом прикиде, где-то в гаражах. Возле своего любимого «запорожца». Пили по гаражам заветные степные настойки. А контактер краснобайствовал перед оставниками, вдохновенно цитировал злосчастную газетку и демонстрировал шрамики от удаленных медиками непонятных вживленных пришельцами коробочек.

Перестройка, развал Союза. Начальство перетасовали. Военных в маленьких гарнизонах отправили в отставку. И теперь в полной мере могли насладиться хваленой свободой. Когда все настолько свободны, что нет ни у кого ни работы, ни денег. Все всем до лампочки, и каждый сам за себя. Зато началась свобода совести и прессы. Или наоборот – свобода прессы от совести.

Может, все бы ничего, не так тяжело было бы выжить. Но отставной мечтатель затеял евроремонт. Взялся за дело рьяно, с энтузиазмом начинающего отставника. Накупил инструментов, полистал литературу, оборвал обои, вскрыл подгнившие полы. А тут Павловские дни, обмен денег, – и капец мечтам. Они так и остались в перманентном состоянии ремонта, на годы. Говорят, что ремонт можно начать, но закончить – особенно так, как хочется – невозможно…

Мама, мечтавшая наконец уехать в большой красивый город, сильно нервничала:

– Господи, ну зачем было начинать ремонт в этой армейской малосемейке! Мы теперь что, здесь, навечно? Если раньше, до твоего ремонта, хоть могли продать или обменять, то теперь уж точно скоро из этой разрухи не выберемся.

Ну, поклеили обои, купили дочери новенький диван. На большее новоиспеченных павловских купюр не хватило. Так и продолжали жить, спотыкаясь о мешок цемента в коридоре. Бр-р…

«Суета сует», – решил контактер, подсаживаясь, как на иглу, на бурно расцветшую бульварную прессу. Штудировал от корки до корки, подчеркивая в цветастых изданиях целые абзацы разноцветными маркерами. Затем, тщательно взвесив всю полученную информацию, резал ножницами. И складывал в свой заметно толстеющий трофейный портфель всю чертовщину – о полтергейстах, духах и привидениях, аномальных явлениях, про Армагеддон и смену земных полюсов, и вообще о близости конца света. И каждый раз эти политинформации венчал коронным заявлением: