Дети горчичного рая

Рой молчал, упорно глядя в землю. Молчал и Фэйни, хотя глаза у него так и бегали, стараясь увильнуть от встречи с глазами учителя.

– Ой, я больше не могу! Я скажу! – заскулил чей-то жалобный голос, и Лори протиснулся сквозь толпу школьников и встал перед мистером Ричардсоном. – Мистер Ричардсон, сэр, мы виноваты, мы очень виноваты! – скулил он. – Конечно, и Фэйни и Мэйсон будут меня потом ругать, и все наши скауты меня будут ругать, даже вздуют, наверно, но я больше не могу, я все скажу вам…

И Лори принялся тут же, перед всем классом, выкладывать длинную и запутанную историю подготовки к выборам: подкупы, угрозы, лесть, обещания билетов на матчи и «командных» мест в скаутских отрядах, запугивание младших. И чем дальше говорил Лори, тем суровее становилось лицо учителя и тем яснее проступало на лицах ребят недоумение и отвращение, которые внушал им этот несостоявшийся «бизнес»[9]. Смешки, раздавшиеся еще в начале рассказа, сменились возмущенными восклицаниями. Теперь даже сторонникам «орла» и его друга-южанина было неловко и стыдно, что они поддерживали двух интриганов.

Чарли и его друзья слушали признания Лори довольно спокойно: ведь все это было им давно известно. И только некоторые подробности, вроде выдумки запереть сторонников Чарли в пустой кабинет, чтобы они не могли присутствовать при голосовании, вызвали возмущенные возгласы:

– Кулаками расправлялись! Запихивали туда, как баранов!

– Мне все пуговицы на куртке оборвали!

– У Нэнси Гоу вон синяки на плечах!

– Э, пустяки какие! – отмахнулась весело Нэнси. – Зато все они теперь сели в лужу со своими выборами… Теперь все видят, какие это герои!

– Они и меня туда запрятали, за косы втащили, подумайте! – взвизгнула вдруг Марта Миллс. – Обознались, говорят. Вот скоты!.. Я с тобой еще посчитаюсь, не посмотрю, что ты мне брат! – Она затрясла растрепанными косами и направилась к Лори, который поспешил юркнуть в толпу.

Общий хохот был ответом на выходку Марты, Напряжение разрядилось. Теперь хохотали почти все, даже те, кто был причастен к расправе над Мартой Миллс.

– Боюсь, что вы теперь очень надолго, может быть даже навсегда, потеряли авторитет среди ваших товарищей, – сказал мистер Ричардсон, обращаясь к Фэйни и Рою. – Слишком это неприглядная история и показывает вас в невыгодном свете. Впрочем, может. я ошибаюсь и семиклассники все-таки хотят иметь Мак-Магона своим старостой? – обратился он к классу. – Может, вы признаете перевыборы действительными?

– Нет, нет, не хотим Мак-Магона! Что вы! Долой Мак-Магона и его приятелей! – раздались дружные голоса. – Да здравствует Робинсон! Гип-гип ура!

Все головы повернулись к Чарли. Теперь на него смотрело множество смеющихся, ласковых, дружелюбных лиц. Только трое – Фэйни, Рой и Долговязый, – сгрудившись в углу, кидали на него мстительные взгляды. Но на них никто уже не обращал внимания.

– Гип! Гип! Ура Робинсону! – продолжали кричать «малютки».

Тэд Маллори подошел к учителю.

– Мистер Ричардсон, мне кажется, нам всем надо извиниться перед Чарльзом, – сказал он. – Мне кажется, мы все перед ним виноваты. Слушали тут разные гадости о нем, позволяли хозяйничать этим парням… Словом, я первый прошу у него извинения.

Он подошел к Чарли и неловко подал ему руку:

– Чарльз, можешь ударить меня и даже поколотить, если считаешь, что я чересчур большая свинья.

– Брось! Ну что ты! Я знаю, что ты-то настоящий парень. – И Чарли дружески хлопнул его по плечу.

Вслед за Тэдом потянулись со всех сторон пожимать руку Чарли и другие школьники. Как раз в разгар этих рукопожатий за плечом мистера Ричардсона заблестели очки, и Мак-Магон старший спросил:

– Что тут происходит? Почему дети не на уроке, мистер Ричардсон?

На этот раз директор был настроен удивительно благодушно. Его очки излучали самый мягкий блеск, голос был вкрадчивым и бархатистым, а выбритые щеки напоминали своим цветом лососину.

– Я слышал здесь какое-то ликование, а мальчики там, внизу, сказали мне, что в классе происходят перевыборы, – продолжал Мак-Магон старший. – Мне, как директору, многое известно, мистер Ричардсон. – Он с милой улыбкой склонился к учителю и прошептал ему на ухо: – Не надо выговаривать детям за это проявление самостоятельности. Вы видите, я строг, но не взыскателен.

Затем директор снова обратился к классу:

– Кого же вы избрали старостой, леди и джентльмены? Я надеюсь, это вполне достойный ученик, который будет служить вам примером и покажет вашему прежнему старосте, как по-настоящему надо выполнять свои обязанности…

Он взглядом отыскал сына и весело подмигнул ему. Но Фэйни ничем не ответил на это добродушное заигрывание. При виде отца «орел» тотчас же сделал самое плаксивое и несчастное лицо, так что всякий, взглянув на него, должен был понять: вот бедный, угнетенный, затравленный мальчик!

Директор, однако, еще не уловил этого выражения и продолжал пребывать в радужном состоянии духа.

– Может быть, вы все-таки посвятите меня в ваш секрет? Кто ваш староста, а? Не начинается ли его фамилия на букву «М»? – шаловливо спросил он.