А утром Вася и говорит. Потихоньку, чтобы никто не услышал: — Давай, Женька, не будем есть горбушки. Давай будем копить. — Давай, — отвечает Женька. — Накопим пять горбушек, а потом сразу съедим. Вот здорово будет! Наедимся!
— Нет, — говорит Вася, — не съедим.
— А зачем же тогда копить? — удивился Женька.
— Дурак, не понимаешь, что ли? Накопим горбушек и на фронт убежим. Чего мы здесь не видели? Научимся стрелять, будем фрицев убивать.
— Понял, — отвечает Женька. — А если попадемся? Где мы столько горбушек спрячем?
— В матрасе. Никто не найдет. Да ты, может, испугался?
— Я испугался? Думаешь, я такой? Ничего я не испугался. А как мы фронт найдем?
— Очень просто, — отвечает Вася. — Надо идти по Международному проспекту. Все прямо и прямо. Потом будет шоссе. Идти по шоссе. И как раз придем на Пулковские высоты. А там уже фронт.
— А долго туда идти? — Это опять Женька спрашивает.
— За день дойдем.
— Десяти горбушек хватит? На двоих?
— Хватит. И конфеты еще можно копить.
И приятели стали копить горбушки.
Несколько дней им не везло, потом в один день попалось сразу три — две Васе и одна Женьке, потом, дня через два, еще по одной.
Конфеты давали не каждый день, но в общем часто. Одним словом, недели через две удалось накопить одиннадцать горбушек и двенадцать конфет.
И вот, спрятавшись в спальне после обеда, заговорщики снова проверили свои запасы.
— Ну? — сказал Женька.
— Ну, — сказал Вася.
— Пора? — сказал Женька.
— Пора, — сказал Вася.
И они решили бежать на фронт сегодня же вечером.
С трудом дождались вечерней прогулки. Перед тем как выйти на улицу, распихали запасы по карманам.
— Надо отколоться во время прогулки. Понял?
— Понял, — шепнул Женька в ответ.
Так и сделали. Пока группа выходила на улицу, притаились в подъезде. Потом Вася выглянул. Последние ребята из группы заворачивали за угол.
— Пошли! — махнул рукой Вася.
Ребята выскочили из подъезда и побежали в противоположную сторону.
Выбрались на Международный, когда уже совсем стемнело.
Вот уже остался позади разрушенный кинотеатр «Олимпия».
Вот перешли Обводный канал.
По обеим сторонам набережной угрюмо торчали противотанковые надолбы.
— Васька, я есть хочу! — вдруг захныкал Женька.
— Может быть, в теплую кроватку захотелось? Терпи.
— Можно, я одну горбушечку съем? Одну только, а, Вась?
— Ешь, только не скули.
Женька, потихоньку жуя горбушку, немножко успокоился.
— Вы куда же это, шкеты, идете на ночь глядя?
Ребята подняли глаза. Перед ними стоял милиционер.
— А мы домой, — не растерялся Вася. — Мы у Благодатного живем.
— А не врете? А то, может, на фронт собрались? Так там и без вас жарко.
— Нет, дяденька, мы не на фронт, — сказал Женька. — Мы правда домой.
— А где вы были?
— А мы к маме ходили, она у нас на казарменном, — вдохновенно продолжал Вася Женькино вранье.
— А с кем же вы живете?
— С бабушкой.
— Ну смотрите, шкеты. Без глупостей.
И милиционер пошел дальше.
— Первый пост проскочили, — еле выдохнул Вася.
— А много их, постов этих? — спросил Женька.
— Я почем знаю. Чем ближе к фронту, тем, наверно, больше. Ничего, проскочим. Ты только не трусь, Женька.
— Я не буду трусить, Вася, не буду. Только знаешь, я замерз совсем. Давай сегодня не до самого конца доходить. Давай еще немножечко пройдем и будем лестницу искать, а, Вася?
— Ну ладно, пошли искать какой-нибудь дом.
Дом искали недолго. Было уже совсем темно.
Толкнулись в какую-то дверь, поднялись на четвертый этаж.
Внизу послышались шаги. Кто-то поднимался вверх. Вот он прошел второй этаж, третий.
Вася потянул Женьку за рукав.
А тот, нижний, прошел четвертый этаж и все продолжал подниматься.
Вдруг он остановился.
Чиркнул спичкой.
Ребята замерли…
Через несколько часов Вася с Женькой, накормленные и отогревшиеся, уже спали в своих кроватях.
Маечка Евтихеева
У нее глаза взрослого… Трое суток девочка просидела запертая в комнате с умершей матерью, у которой под подушкой был ключ от двери. Маечка боялась его взять.
— Собирайся, девочка, пойдем, — сказали ей люди, взломавшие дверь.
— Куда?
— В другой дом, там тебе будет хорошо.
— А сюда я вернусь?
— Вернешься, но не скоро. Возьми, что тебе нужно.
Маечка достала из шкафа простыню и стала в нее складывать вещи. Платьице, летняя шляпка, кукла, несколько книжек.
Сложив и увязав узел, девочка села на стул и задумалась.
Потом подняла узел, подержала его некоторое время, положила на место и стала развязывать. Развязала. Вынула из него все. Потом подошла к книжному шкафу, достала четыре пухлые папки.
— А это что? — спросили у Маечки.
— Папина диссертация. Он просил ее сохранить. Он писал ее три года, нельзя, чтобы она пропала. Мама все книжки сожгла, а диссертацию все время откладывала. Вы не думайте, я донесу, я возьму санки и на санках довезу.
— Хорошо, девочка, возьми санки.
Когда выходили из квартиры, один из взрослых хотел помочь Маечке и взял узел с диссертацией.
— Не надо, я сама, — сказала девочка. С большим трудом она спустилась с третьего этажа.
Внизу, во дворе, Маечка положила узел на санки. Но санки она смогла дотащить только до улицы.