Дети города-героя[сборник 1974]

— Мама на работе? — опять спросила я.

— Н-е-ет, она устала, вчера и сегодня спит…

Я вошла в холодную, полутемную комнату. Мама Маши действительно спала, спала вечным сном…

Девочку в тот же день взяла ее тетя.

А мы — учителя, комсомольцы и старшие пионеры — стали обходить все дома близ школы. Некоторых ребят вернули в классы, осиротевших устроили в детские дома, а очень ослабленных малышей на руках отнесли в больницу.

Вот какая это была трудная весна.

А школа жила.

В девять часов по звонку начинались занятия, на уроках учителя объясняли новый материал, спрашивали старый, за ответы ставили оценки.

Но как часто уроки прерывались воем сирены! Воздушная тревога — и ученики поднимались из-за парт и цепочкой шли за учителем в бомбоубежище.

Старшие ребята — бойцы группы самозащиты — спешно занимали боевые посты.

У старшеклассников урок продолжался в приспособленных для занятий отсеках бомбоубежища, а маленьким учителя что-нибудь читали или рассказывали. Все это делалось организованно и очень тихо.

Бывали дни, когда одна тревога сменялась другой, тогда приходилось сидеть в бомбоубежище долгие часы.

Дежурные по школе, учителя и ученики, считались свободными только тогда, когда все малыши были разведены по домам и школа была приготовлена к следующему дню.

Каждое утро в кабинете директора собирались завуч, завхоз, дежурные по школе. Они докладывали, как прошла ночь, готова ли школа к занятиям. Был в школе журнал дежурств. Никто не думал тогда, что эта простая самодельная книжка станет историческим документом и будет храниться в Музее истории Ленинграда. Вот несколько записей из этого журнала:

«29 августа 1941 года. В течение ночи прибывали беженцы. Размещены во 2 и 3 этажах. Дежурные: Костылева, Рабова».

Ниже приписка директора: «В помощь столовой для обслуживания беженцев направить четырех учениц».

«9 сентября 1941 года. В течение дня беспрерывные воздушные тревоги: 11 ч. — 11 ч. 20 м.; 11 ч. 55 м. — 12 ч. 15 м.; 13 ч. 50 м. — 14 ч. 28 м… В школе все благополучно. Во время последней тревоги дежурный ученик Коля Ефремов на чердаке школы загасил две зажигалки (зажигательные бомбы). Дежурная: В. Каракулина».

«3 марта 1942 года. Читали с учащимися старших классов письмо с фронта от бывшего ученика Юры Лермана. Он пишет: „Дорогая Валентина Федоровна! Простите, что пишу плохо, пишу левой: правую проклятые искалечили. Вы за меня не беспокойтесь, я постараюсь быть полезным Родине, ведь я воспитывался в нашей 105-й советской школе.

Накануне я принят в партию. Любящий и уважающий Вас Ю. Лерман“. Дежурная: М. Киршина».

Под этой записью в журнале я нахожу свою приписку — распоряжение дежурным, чтобы они наблюдали за выходом учеников из школы. Ребята выбегали большими группами, а это было опасно в случае обстрела.

Да, наша школа была для фашистов военным объектом. И они стреляли!.. Прямого попадания в здание не было, но от взрывной волны и осколков снарядов, рвавшихся близ школы, постоянно вылетали оконные рамы и двери, рушились печи, а иногда и куски стен, выходил из строя водопровод.

В школе и сейчас хранятся осколки бомб и снарядов, попавшие в здание во время обстрелов. Они не страшны теперь, это всего лишь музейные экспонаты… Всего лишь? Нет, это свидетельства преступлений фашизма. Сколько горя принесла война!

Это тяжело вспоминать, но я должна рассказать вам о наших ребятах, о том, как они жили в осажденном городе.

Зимой поступил в десятый класс новичок — Лева Фридман. Он был очень худ, еле держался на ногах. На переменах жадно читал, и ребята его прозвали «профессором».

— Читать — это значит жить, — внушительно говорил он товарищам.

И вот этот Лева умер.

Такие же голодные и истощенные мальчики-десятиклассники сделали для него гроб из школьной парты, за которой он сидел. Девочки-одноклассницы отвезли его на санках на кладбище…

Однажды Юра Ратман из девятого класса принес хлебную карточку своей любимой учительнице:

— Дома последний брат умер, теперь всё, конец… Александра Федоровна, вот вам моя хлебная карточка, возьмите…