После долгой разлуки двор, по которому ты бегал, кажется неправдоподобно маленьким. Почему-то у меня такого впечатления не возникло. Может быть, потому, что наш двор рос вместе с нами: в войну исчезли сараи (сгорели в буржуйках), после войны исчезли поленницы дров (дом перевели на паровое отопление), а стены окрасили в радостный солнечный цвет, и они словно бы расступились.
А может быть, потому, что у нас было особенное детство! Нам рано пришлось взглянуть на мир взрослыми глазами, ничего не преувеличивая и ничего не преуменьшая.
Хорошо это или плохо — я не берусь судить. У каждого поколения свои черты, свои особенности.
Тополиный пух из школьного сада не изменил своим привычкам. Он норовит залететь в наши ворота и покружиться в нашем дворе.
Ребята нашего двора, сколько вас осталось на белом свете?!
В начале войны мы говорили: «Нас почти взвод». Теперь мне приходится с грустью сказать: взвод этот, как самая настоящая ударная часть, вышел из боя с огромными потерями.
Героев среди нас не было. Но если взглянуть через время, какие-то черточки героической страды отразились и в наших лицах.
Мне могут сказать: «А чем ваш двор лучше соседнего?» Да ничем. Просто он мой.
— ★ —
В сентябре 1941 года враг захватил город Пушкин.
Неслыханные зверства творили там фашисты.
7 июля 1943 года «Пионерская правда» опубликовала письмо комсомолки, учительницы биологии Л. Г. Хмыровой, которой удалось вырваться из гитлеровского ада.
Вот это письмо.
Дорогая редакция!
Второй год я не могу найти своего любимого брата. Возможно, он жив, но тоже не знает, где я, так как я была в ярме у немцев. Теперь, когда мне удалось вырваться из немецкого ада, я пишу вам и прошу напечатать мое письмо — пусть мой брат Слава прочтет письмо и узнает, что натворили немцы в нашем Пушкине.
Родной брат! Перед тем как занять Пушкин, немцы сильно бомбили город. Авиабомбами были разбиты памятник Пушкину, Гостиный двор, Екатерининская церковь, вокзал. Наш детский дом № 2 спешно эвакуировался, но часть воспитанников и руководителей выехать не смогла, так как вокзал был разбит немцами. Город был окружен. Немцы приближались. Мы укрылись в глубине Екатерининского парка, рассчитывая прорваться к своим.
Наш руководитель приказал мне, нашему комсоргу Нине Фридман и воспитанникам — пионерам Вове Жукову, 10 лет, Але Новиковой, 12 лет, Зое Петровой, 12 лет, и Рае Зыбиной, 12 лет, — по возможности перетащить продукты из склада и сложить их у Китайского мостика. Мы взялись за дело. Всю ночь носили и передавали продукты, но последний рейс наш был неудачен: немцы уже оказались в том районе, где находился склад.
Мы укрылись в подвале одного из домов по улице Коминтерна, неподалеку от нашего склада. Все очень переживали, что продукты достанутся немцам. И Нина предложила взорвать склад. Мы бросили жребий. Он достался Нине. Она знала, где партизаны спрятали гранаты. Мы попрощались с ней, и она пошла делать свое дело.
Я отправилась на Пролетарскую улицу за одной нашей воспитательницей, которая тоже хотела выбраться из города.
Когда мы вдвоем с этой воспитательницей вернулись в подвал, воспитанников там не было, а склад уже был взорван. Мы просидели одни в подвале весь день, волнуясь и переживая: где наши друзья? Ночью мы пробрались к своим и узнали, что произошло.
Когда Нина взорвала склад, немцы заметили ее и схватили. Обшарив дома и подвалы, они схватили наших пионеров. Тут же они привязали Нину к хвосту лошади, к ее рукам и ногам привязали пионеров и поволокли их к Екатерининскому дворцу.
На второй день немцы согнали на площадь жителей города. Пригнали туда и нас, — немцы уже успели обшарить парк и выгнали нас оттуда.
У Екатерининского дворца была поставлена виселица. Площадь заполнилась жителями города, которые стояли с глазами, полными слез. Казнь началась с десятилетнего Вовы Жукова. Его трудно было узнать: один глаз был выколот, другой висел на ниточке, на лбу немцы вырезали ему звезду, руки были выворочены. Немцы повесили его, а остальных снова начали допрашивать.
Немцы требовали ответа, где партизаны. Но маленькие пионеры твердо глядели на палачей и молчали. В толпе в истерике рыдали женщины с детьми. Тут немецкий офицер подошел к пионерам ближе и закричал:
— Что же вы молчите?! Почему вы не хотите сказать, где партизаны, где ваш директор, который не успел вас, чертенят, увезти с собой?
Но пионеры по-прежнему молчали. Немцы набросили Нине на шею веревку. Она попрощалась с пионерами, гордо и смело подняла голову и крикнула:
— Прощайте, подруги! Умираю от рук людоедов. Громите их ради спасения Родины…
Но тут петля затянулась, и Нина, верная комсомолка, ни слова не сказав немцам, умерла.
Когда Нину вешали, я сильно закричала; женщины, стоявшие рядом, тоже закричали. Немцы стали нас разгонять, а один офицер размахнулся хлыстом и рассек мне руку. Я упала и потеряла сознание. Когда я очнулась, возле меня стояла одна наша воспитательница…