Дети города-героя[сборник 1974]

Кипяток — это живая вода тех лет. Не было дров, воды, а тут — драгоценный кипяток. Для всех! Норму отпуска соблюдали сообща. Много наливать никто особенно не решался, поэтому кипящая вода доставалась всем.

За чаем сходить — значит, кипятку с вокзала принести. И ходили за ним издалека, даже чехлы ватные делали, чтобы не остыла дорогая водичка по пути.

Уроки в подвале

Приближался Новый год и конец второй четверти. Анна Алексеевна раздавала табели. Дошла очередь и до меня. На листке в клеточку я прочел: дисциплина — «отлично», письмо — «хорошо», арифметика — «посредственно».

Сидели мы в бомбоубежище, которое находилось против 138-й школы, в подвале заводского здания. Стены вздрагивали от беспрерывной канонады.

Чернила на столе у Анны Алексеевны давно уже замерзли и разорвали чернильницу.

Во время урока класс зашумел. Так и есть, опять Маланов рисует. Шапка-ушанка у него развязана, а варежки лежат на парте. Он рисует и смеется, да еще рассказывает. Учительница его не ругала за это. Она спросила:

— Ну, что у тебя, Юра? — и подошла посмотреть.

Все тетради у него разрисованы, а все нарисованное — истинная правда: горят немецкие самолеты, взрываются танки с крестами и свастикой, фашистские солдаты лежат в разных позах, а наша морская пехота атакует. Ух, здорово! Юра даже называл фамилии бойцов, только его поправляли:

— Выдумываешь! Шефы не так говорили.

Над школой шефствовали моряки с «энского» корабля. Они иногда заходили к нам в первый класс, но никогда нас не приглашали на корабль. Все корабли в войну назывались «энскими», но «свой» мы знали: он охранял Литейный мост от вражеских самолетов…

Олег Скворцов пришел в наш класс поздно осенью 1942 года. Долго не могли его научить правильно держать карандаш. Рисовал он палочки и черточки, буквы по частям и цифры тоже. Однажды Скворцов принес домашнее задание, и Анна Алексеевна спросила:

— Почему ты до сих пор притворялся, что не можешь буквы писать?

Мальчик понурился и ответил, что вовсе не притворялся, а это папа написал ему домашнее задание.

С его папой вскоре познакомились все. В депо Финляндского вокзала пришел на ремонт бронепоезд. Машинист бронепоезда и был отец ученика Скворцова.

Из рассказов машиниста и его сына мы узнали много интересных военных историй. Не случайно приехал бронепоезд. После Нового года весь мир узнал о победе под Ленинградом. Блокада была прорвана.

Пленные гитлеровцы стали все чаще встречаться на улицах города. Они разбирали развалины, пилили дрова. Ребята показывали на немцев Мане Зориной и допытывались:

— Где ты у них рога высмотрела? Они тоже люди, только враги, их Гитлер послал убивать нас, а наши их поймали.

Голодная учеба

К дистрофии прибавилась еще и цинга. От нее нам стали давать по полстакана мутного зеленого хвойного настоя. Пили не все, но находились любители, выпивавшие за троих. Анна Алексеевна замечала тех, кто не пил, а на уроках сидел и зубы свои раскачивал. В столовой она насильно вливала им в рот противоцинготный настой.

Ученика пятого класса Клюева с трудом поднимали по лестнице на третий этаж. Нашей учительнице тоже стали помогать, когда она шла по лестнице. И из других классов учительницы друг друга держали под руки. Голод брал свое.

Я очень ослаб, стал пропускать занятия и наконец оказался в больнице для детей. Болезнь у всех была одна: дистрофия. Не помню, на какой стадии ее у меня признали, но увидел я в больнице таких дистрофиков, что и не снилось. Кожа, натянутая на скелет, а человек живет и еще в игрушки играет.

Из окон Батенинской больницы впервые увидел я военных с погонами на плечах. Петлицы со шпалами и ромбиками на гимнастерках мы хорошо знали, а вот погоны видели только на картинках.

Из записки матери я узнал, что в нашу школу попала бомба. Это было в феврале 1943 года. После войны дом, где была школа, восстановили, и теперь там живут.

Блокадная звездочка

Хранится у меня дома, как дорогая память, красная звездочка, вырезанная из картона. На оборотной стороне написано: «132-я школа, 1944 год». (132-ю школу сделали мужской, и всех нас, мальчиков, перевели туда. После больницы я опять попал в первый класс.)

Был январь. Как-то наша учительница Антонина Михайловна Никитина сказала, что на днях самые лучшие из нас пойдут в госпиталь к раненым бойцам. Мы будем петь песни, читать стихи, а Арик Спивак с Дужиком исполнят в лицах «Волка и лисицу», маски уже готовы.

Я очень боялся, что меня не возьмут: проштрафился на гимнастике (гимнастика это был предмет, как теперь физкультура). Мне было десять лет. Тогда в нашем 1-а классе были ребята и старше, ведь не все учились в годы блокады. На гимнастике мы ползали по-пластунски и с короткими палками отрабатывали ружейные приемы. Я взбунтовался против палок: завидовал пятиклассникам. Они-то занимались с настоящими винтовками. Наш старший наставник пятиклассник Володя уже изучил ручной пулемет.