Совершенно провалившийся между носом и острым подбородком рот, вечно осененный язвительною улыбкой, небольшие, но живые, как огонь, глаза и беспрестанно меняющиеся на лице молнии предприятий и умыслов – все это как будто требовало особенного, такого же странного для себя костюма, какой именно был тогда на нем. Этот темно-коричневый кафтан, прикосновение к которому, казалось, превратило бы его в пыль; длинные, валившиеся по плечам охлопьями черные волосы; башмаки, надетые на босые загорелые ноги, – все это, казалось, приросло к нему и составляло его природу[268]
.Всякого проберет страх, когда нахмурит он, бывало, свои щетинистые брови и пустит исподлобья такой взгляд, что, кажется, унес бы ноги бог знает куда…[269]
Спереди совершенно немец: узенькая, беспрестанно вертевшаяся и нюхавшая все, что ни попадалось, мордочка оканчивалась, как и у наших свиней, кругленьким пятачком, ноги были так тонки, что если бы такие имел яресковский голова, то он переломал бы их в первом козачке. Но зато сзади он был настоящий губернский стряпчий в мундире…[270]
5. Кого принимали за нечистую силу несправедливо: мать кузнеца, мачеху сотниковой дочки, свояченицу головы?
6. Каждая команда получает лист с иллюстрацией художника Сергея Тюнина к «Мертвым душам» и определяет, какое именно место поэмы проиллюстрировано.
7. «Чудно устроено на нашем свете! Все, что ни живет в нем, все силится перенимать и передразнивать один другого»[271]
, – удивлялся Гоголь. Может, поэтому так хороши знаменитые гоголевские сравнения. Каждая команда получает листок со второй частью сравнения и восстанавливает первую часть.…как во время великого приступа кричит своему взводу: «Ребята, вперед!» какой-нибудь отчаянный поручик, которого взбалмошная храбрость уже приобрела такую известность, что дается нарочный приказ держать его за руки во время горячих дел. Но поручик уже почувствовал бранный задор, все пошло кругом в голове его; перед ним носится Суворов, он лезет на великое дело…[272]
…как молдаванские тыквы, называемые горлинками, из которых делают на Руси балалайки, двухструнные легкие балалайки, красу и потеху ухватливого двадцатилетнего парня, мигача и щеголя, и подмигивающего и посвистывающего на белогрудых и белошейных девиц, собравшихся послушать его тихострунного треньканья[273]
.8. Из каких произведений эти «белогрудые и белошейные девицы»?[274]
(Предупредим: не все произведения написаны Гоголем.)