Дети Йеманжи

У плиты, сложив на груди руки, стояла чёрная женщина – та самая, которая позавчера подошла к Ошун у дверей «Ремедиос». Теперь Эва могла рассмотреть её с головы до ног. Негритянка не выглядела безобразно толстой – но фигура её была грубой, кряжистой, с большой, тяжёлой грудью и по-мужски широкими плечами. На ней красовалось всё то же розовое платье с жёлтыми цветами. Босые ступни, выглядывающие из-под измятого подола, тоже были некрасивыми: крупными, корявыми, с обломанными сизыми ногтями. Курчавые волосы хозяйки дома были небрежно закручены в узел на затылке. Правое ухо прикрывала какая-то странная повязка, которой в прошлый раз, – Эва помнила это точно, – не было. Зато глаза негритянки были прекрасны: огромные, влажные, чёрные, живые, как текучая смола. Они освещали грустное лицо женщины, делая его почти привлекательным.

– Доброй ночи, сеньора… – пробормотала Эва, не понимая, почему негритянка так пристально и жадно разглядывает её.

– Ты совсем устала, малышка. Садись за стол, – негромко сказала женщина – и сразу же отвернулась к плите. Взяла ложку с длинной ручкой и принялась помешивать в самой большой кастрюле. Затем достала керамическую миску, наполнила её до краёв и поставила перед Эвой.

– Ешь.

Фейжоада[30] пахла восхитительно. Эва, у которой с самого утра маковой росинки не было во рту, чуть не потеряла сознание от острого, душистого аромата. Варево в миске было густого, красно-коричневого цвета и поблёскивало чёрными бобами, странно напоминавшими в тусклом свете жуков.

– Спасибо… – поблагодарила Эва с набитым ртом. Хозяйка, обернувшись от плиты, ответила ей печальной улыбкой, – и только сейчас Эва вспомнила об Эшу. Скосила глаза на дверь, но на пороге уже никого не было.

Эва, заволновавшись, повернулась к хозяйке:

– Послушайте, я…

– Ни о чём не беспокойся, – отозвалась та, – Ты останешься здесь и выспишься. А завтра… Завтра будет завтра.

– Но… как же так? – растерянно спросила Эва. Без Эшу, к которому девушка уже начала привыкать, она чувствовала себя на чужой кухне одиноко и очень глупо. – Мне, наверное, надо идти домой… Я не должна… Я ничего не могу понять!

– Ты всё поймёшь. Поймёшь завтра. И уж куда тебе точно не надо – это домой. А сейчас надо есть и спать. У тебя ещё много дел, малышка Эва.

– Вы меня знаете? – Ответа не последовало, и Эва решилась спросить о другом, – Вы ведь знакомы с Ошун? С моей подругой Ошун? Вы подходили к нам тогда, у студии… Она придёт сюда… ко мне?

Ответа по-прежнему не было. Но Эва рискнула ещё раз:

– А как… вас зовут, сеньора?

– Оба[31], – глухо, стоя к ней спиной, отозвалась негритянка. Голос её был тяжёлым, глухим. И девушка почувствовала, что больше ни о чём спрашивать не нужно.

Через полчаса объевшаяся до полусмерти Эва лежала на железной кровати в маленькой комнате рядом с кухней. Оба застелила ей постель новой простынёй, согнала со стены парочку богомолов и пальмового жука, пожелала доброй ночи – и вышла. Оставшись одна, Эва ещё раз попыталась обдумать всё, что произошло сегодня. Но мысли расплывались, путались, неумолимо теряли очертания. «Ни за что не засну», – подумала Эва, поворачиваясь на бок. И – уснула мгновенно, не видя, как растёт в окне луна и мертвенно-синий её свет, входя в комнату, заливает стены и пол.

Эва проснулась от ужаса. Нахлынувший во сне страх вздёрнул её над подушкой, заставил прижаться к стене. Эва ещё не поняла, что случилось, но сразу же нащупала на шее амулет Ошун и лихорадочно осмотрелась. В пустой комнате, однако, не было ничего, кроме лунного света. Решётчатая тень от спинки кровати лежала на полу. Эва уже решила было, что ей приснился кошмар, – но из-за стены вдруг послышалось тихое, невнятное ворчание, услышав которое, девушка сразу же захотела выскочить в открытое окно. Но не было никакой уверенности в том, что существо, что сейчас ворочалось и вздыхало в кухне, не прыгнет следом за ней. Ворчание становилось всё громче, горестнее, словно кому-то было нестерпимо плохо. Решившись, Эва встала с кровати. Её вспотевшая ладонь судорожно сжимала амулет Ошун.

Кухня была залита лунным сиянием. Странное существо – жирное, похожее на оживший бочонок, с короткими, толстыми ногами, с редкими прядями курчавых волос – стояло посреди кухни. Эва остолбенела от страха, увидев на этой твари розово-жёлтое платье Оба. Но повязки на голове существа не было, и в лунном свете можно было точно разглядеть, что у него только одно ухо. Из чёрной дыры на месте второго бежала кровь, пятная каплями пол.