Дети Йеманжи

– Она позвонила мне среди ночи. Плакала… Ругала меня на чём свет стоит, требовала исправить то, что случилось… то, что я сделал с Ошун! Но я же ничего не знал! Я ещё не знал о том, что натворил Шанго! Я начал кричать на неё в ответ… сказал, что всё сделал правильно! И что лучше бы Жанаина бросила меня в роддоме! Что я проклинаю эту жизнь, которую она мне дала! И что такие, как я, должны умирать, а не жить, мучиться и мучить других! Эва, Эвинья, я же ничего не знал!

– Не надо, не надо, не надо… – шептала Эва, глотая слёзы и неловко обнимая плечи Обалу свободной рукой. – Всё можно исправить… Ты вылечишь Ошун. Мать всё поймёт, она же любит тебя… и я тоже люблю. Всё пройдёт, и всё будет хорошо. Утром взойдёт солнце, аджогуны уйдут, у тебя есть я… Я, твоя сестра… И буду всегда. Мы же вместе, правда? Навсегда… Ты всегда можешь взять мою аше… Давай я помогу тебе лечь. Я сумею! Вот так…

– Ты ведь… никому… не скажешь… об этом?..

– Никому. Никогда. Успокойся.

Обалу так и заснул: уткнувшись в колени сестры, судорожно всхлипывая и вздрагивая всем телом во сне. А уже под утро, когда луна ушла из окна и розовый рассвет зажёг каждую каплю росы на листьях сада, уснула и Эва.

Эву разбудил тёплый солнечный луч, упавший на лицо. Она лежала в постели Обалу, прикрытая простынёй. В комнате никого не было. За окном пели птицы. На подоконнике искрился налёт росы. В листве манговых деревьев розовели плоды. Высунув руку в окно, Эва оторвала три, оделась и, прижимая спелые манго к груди, спустилась вниз.

Братья обнаружились на кухне – и, видимо, только что имели неприятный разговор. Обалу хмуро смотрел в стену. Его тёмное, угрюмое, покрытое оспинами лицо казалось совсем отталкивающим. Марэ, стоя к нему спиной, варил кофе, двигая турку по плите так, будто переключал скорости броневой машины. Однако, увидев на пороге Эву, оба дружно улыбнулись.

– Проснулась, малышка? – добродушно спросил Марэ. – Будешь кофе? Кика испекла булочки. Поешь – и поедем.

– Куда? – Разрезая манго, Эва осторожно посмотрела на старшего брата. Обалу, поймав её взгляд, тут же отвёл глаза. Не глядя принял протянутую Марэ чашку кофе, протянул длинную, как у обезьяны, руку, взял со стола половинку манго и молча впился в него зубами.

– На макумбу, конечно. Съедутся все наши.

У ворот дожидалась машина – белый фургон «форд». Марэ ловко, привычно пересадил на переднее сиденье брата, загрузил в обширный багажник его кресло. Затем вытащил из-за двери большую синюю спортивную сумку и протянул её Эве:

– Вот… Я с утра посылал Кику в супермаркет. Это для тебя.

– Что это? – испугалась Эва, уже ничего хорошего не ожидающая от всякого рода сюрпризов. Марэ слегка смутился:

– Ну-у… женщинам ведь много чего обычно нужно! Я понимаю, что тебе лучше было бы выбрать всё самой, но у нас совсем нет времени. Через час начнётся страшная жара. Когда вернёмся, ты сможешь походить по магазинам, а пока что…

Сидя в прохладном салоне машины в ожидании, пока Марэ откроет ворота, Эва расстегнула сумку. Там оказалось несколько лёгких платьев, джинсы, парусиновая куртка, пять комплектов нижнего белья, две ночные рубашки, теннисные туфли, кроссовки, пляжные шлёпанцы, несколько баночек с кремами, шампунь – и даже прокладки. К изумлению Эвы, вся одежда была правильных размеров.

– Спасибо, Марэ! – искренне поблагодарила она, когда брат, вернувшись в машину, сел за руль и «форд» мягко выкатился на дорогу. – Как ты угадал размеры?

– Я же художник всё-таки, – улыбнулся он в зеркало. – А косметику потом выберешь сама! Уж в этом я точно ничего не понимаю!

Эва рассмеялась. Марэ, выводя «форд» на автостраду, покосился на сидящего рядом брата, но Обалу не ответил на его взгляд. Эва, поколебавшись, придвинулась к переднему сиденью и осторожно положила ладонь на плечо Обалу. Тот, помедлив, накрыл пальцы сестры корявой ладонью. Не оборачиваясь, сказал:

– Я сделаю то, что ты хочешь, Эвинья, – и тут же, повернувшись к Марэ, враждебно предупредил, – Не смей лезть к ней в голову! И ко мне тоже!

– Я и не собирался… – растерянно пробормотал Марэ. Помедлив, включил радио, и салон «форда» огласился стрекочущей самбой.

Они ехали по автостраде минут сорок. Довольно быстро Эва начала узнавать места: именно здесь проходил автобус, на котором она ездила к бабушке. Ещё через полчаса они свернули на широкую дорогу, идущую под зарослями мангровых деревьев. Эва уже не сомневалась, что они едут в городок Санту-Амару, на краю которого стояла бабушкина ферма. Но когда «форд» миновал три сросшиеся гуявы, нырнул в лес, проехал через заросшую папоротниками и лианами площадку для танцев и подкатил к знакомым деревянным воротам, которые никогда не удавалось толком запереть, Эва вцепилась в плечо Марэ:

– Это же дом бабушки! Разве его не продали?

– Ещё чего! – возмутился Марэ, глуша мотор. – Наш дом? Продавать?!

– Но… мама говорила…

– Нана ещё и не то бы сказала, лишь бы ты здесь больше не появлялась, – вздохнул Марэ. – За домом следит сеу Осаин. Да ты же с ним знакома!