Дети Йеманжи

Из темноты сада к веранде приплыл красный огонёк сигареты: пришла Йанса. Сеу Осаин хорошо знал своё дело, и о страшных порезах, нанесённых иабами, напоминали лишь тонкие запёкшиеся царапины на руках и шее мулатки. Опершись на перила, Йанса окинула сощуренными глазами невесёлое общество на веранде, остановила взгляд на Эве и чуть заметным движением бровей попросила её выйти. Эва тихо поднялась и спустилась с крыльца. Никто ни о чём не спросил её – лишь Ошосси не глядя подвинулся, давая сестре пройти.

– Что-то случилось? – встревоженно спросила Эва, оказавшись вместе с мулаткой возле освещённых луной ворот. Там ещё стояла криво запаркованная, с открытой дверцей, красная «тойота», и полосы крови Шанго темнели в лунном свете на её помятом капоте. Эва постаралась встать так, чтобы не видеть их. Йанса, заметив это, усмехнулась краем губ.

– Как ты себя чувствуешь, дочь моя?

– По-моему, хорошо. – Эва взглянула на своё предплечье, которое Эшу два часа назад старательно и неумело обмотал бинтом. – Уже всё заживает. Тебе, должно быть, гораздо хуже! И… и Шанго тоже.

– Я – привыкла, а ему – поделом, – отмахнулась Йанса. – Послушай… Ты не могла бы зайти к Огуну?

– Что?.. – растерялась Эва. – Так поздно? Но зачем?

– Затем, что от меня в таких делах никакого толку, – с досадой пояснила Йанса. – Оба ещё могла бы… Но эта дура напилась кашасы, наревелась в кухне до полусмерти и уснула! Ты бы знала, чего мне стоило удержать её, когда тут… – не договорив, Йанса резко махнула рукой на пятна крови и умолкла. Молчала и растерянная Эва. Она так и не поняла, зачем ей нужно идти к Огуну, но, глядя в хмурое лицо Йанса, боялась об этом спросить.

– Хорошо, – неуверенно согласилась она. – Но…

– Полковник может быть пьян, – деловито предупредила Йанса. – Но не бойся, он тебя не обидит. Огун даже пьяным держит всё под контролем… особенно себя самого.

Час от часу не легче…

– Но что же мне ему сказать?

– Дьявол, детка, скажи что хочешь! Просто поговори с ним! – взорвалась Йанса. Лунный свет блеснул в её сузившихся глазах. – Тебя он наверняка не выгонит! Посиди с ним, и всё. Да, если удастся, – скажи, чтобы не… Даже не знаю, как объяснить! – Она с досадой отвернулась, но Эва успела поймать короткий взгляд мулатки, брошенный в сторону дома.

– Они с Ошосси поссорились всерьёз, а это сейчас ни к чему, – мрачно сказала Йанса, затягиваясь сигаретой. – Психанули, наговорили друг другу лишнего… В общем, два идиота. Все мы сейчас на нервах, сама понимаешь. Если получится, скажи Огуну, что Ошосси… ну, в общем… не хотел его обижать.

– Может быть, Ошосси сам?.. – робко спросила Эва. Йанса посмотрела на неё, как на сумасшедшую.

– Соваться к Огуну – сейчас? Ошосси?! Да полковник ему башку разобьёт! Тем более, есть за что!

Эва только вздохнула. Йанса с сердцем швырнула недокуренную сигарету в заросли и повернулась, чтобы уйти. Но вернулась с полпути: красная искорка в кустах не успела даже погаснуть.

– Скажи ему, что Ошосси не… То есть, у них с Марэ не было ничего. Никогда. И не могло быть. Я это знаю лучше всех, поверь. – И она исчезла в тёмных дебрях сада беззвучно, как ночное животное.

Некоторое время Эва смотрела на насмешливо кривящуюся в ветвях питангейр луну. Затем вздохнула и, чувствуя, что сна уже нет в одном глазу, побрела к дому.

Из-под закрытой двери комнаты пробивалась полоска света. Подойдя, Эва робко постучала. Ответа не последовало. Умирая от страха, она нажала на ручку двери – и та подалась. Уверенная, что сейчас раздастся такой же бешеный рык, какой выгнал сегодня Ошун из комнаты Шанго, Эва осторожно вошла внутрь.

Она сразу же поняла, что Йанса не ошиблась: на бабушкином столе, рядом с керамической статуэткой Йеманжи, стояла пустая бутылка из-под кашасы. Огун сидел, отодвинувшись от жёлтого круга лампы, и его огромная фигура в тени казалась бесформенной. Белки глаз тускло блеснули из полумрака.

– Что случилось, Эвинья? – негромко спросил он. – Я нужен?

– Нет. Всё в порядке. – Эва прикрыла за собой дверь. – Уже поздно. Почему ты не ложишься?

– Надо бы, – согласился Огун, не меняя позы. Эва, подойдя, села за стол рядом с ним. Её обдало могучей волной перегара и табака. Огун не глядя накрыл ладонью её пальцы, но продолжал смотреть в сторону. Эва видела: брат о чём-то напряжённо думает.

– Где Эшу? – вдруг спросил он.

– На веранде… Кажется, ещё не спит. Позвать его?

Огун покачал головой. Поднял бутылку кашасы, с сожалением посмотрел на мутный осадок на её дне – и отправил «покойника» под стол. К облегчению Эвы, новой бутылки на столе не появилось.

– Неплохо бы Эшу об этом спросить… Очень бы неплохо, – вполголоса, словно говоря сам с собой, произнёс Огун.

– О чём? – не поняла Эва.

– О том, кто рассказал матери… – Огун не договорил. Но Эва сразу вспомнила несколько отрывистых фраз, брошенных им утром, когда они вместе сидели на подножке джипа. И осторожно сказала:

– Разве Эшу знал об… этом?

Огун пожал плечами. Медленно выговорил:

– Этот паршивец обычно всё знает. Но он бы не стал молчать. Столько лет?.. Нет…