Дети Йеманжи

– Дьявол! Детка! – Огун развернулся вместе со стулом и мрачно уставился на сестру. – Да ты ещё хуже матери!

– Поговори с ним. Сейчас не время ссориться. Иди прямо сейчас, всё равно не ложишься.

– Ну-у… он уже спит, – нехотя возразил Огун. – А я совсем пьяный.

– Ты не пьяный. А Ошосси не спит, – Эва выглянула в открытое окно и показала Огуну на красный огонёк на крыльце. – Подумать только – у него ещё сигареты не кончились?!.

Огун упрямо не поднимал головы. Эва присела на подоконник. Из сада на неё пахнуло свежим предрассветным ветром.

– Поговори с Ошосси. Ты же старший. Ты умнее. Ты же знаешь, он бы сам пришёл к тебе, но… Я думаю, ему просто очень стыдно и…

– Кому-кому стыдно? – ухмыльнулся Огун. – Ошосси?!. Малы-ышка…

Эва беспомощно пожала плечами, не зная, что ещё сказать. В тот момент, когда она уже была уверена в том, что миссия её провалилась, Огун тяжело поднялся с места. Покачнулся, неловко ухватившись за спинку стула. Взглянув на Эву, буркнул:

– Это не кашаса! Просто… долго сидел. Вот.

– Конечно! – согласилась она. Огун ещё раз внимательно, без улыбки посмотрел на неё. Сгрёб со стола полупустую пачку сигарет, сунул её в карман и не спеша вышел из комнаты.

Оставшись одна, Эва присела за стол. После того, как она несколько минут удерживала в объятиях Огуна, у неё ломило всё тело. Подперев голову руками, Эва пыталась думать об услышанном. У неё не укладывалось в мыслях, что её отец мог вот так… Да, наверное, он не любил своих старших детей. Вероятно, не любил и её, Эву. Просто не мог – как инвалиды не могут ходить, а старики – заниматься любовью. Но он оплачивал учёбу Эвы в школе и студии искусств. Покупал ей вещи, одежду, книги, давал карманные деньги… Отчего он не захотел заплатить за учёбу своего старшего сына? Почему он даже не вышел к нему, передав отказ через секретаршу? Что заставило его так небрежно сломать жизнь молчаливому, сумрачному парню, который впервые попросил его о чём-то? Ответ копошился где-то на дне сознания Эвы. Она была уверена, что знает, может вспомнить, что ей известно то, чего не может знать Огун… Но мозг вот-вот готов был отключиться от усталости и напряжения. «Надо найти Йанса… – в полудрёме вспомнила Эва. – Надо сказать ей, что всё в порядке. Огун с Ошосси, может, и не помирятся сегодня, но… Но Огун теперь хотя бы знает…» Из последних сил Эва заставила себя встать из-за стола. Задела ногой пустую бутылку и, не поднимая её, потащилась к дверям.

Ошосси и Огун стояли у ворот. Солнце ещё не вставало, и фигуры братьев, облитые предутренним светом, казались вырезанными из чёрного дерева. Огун что-то тихо и яростно говорил, подкрепляя каждое своё слово ударом кулака по перекладине калитки. Из калитки сыпалась труха, жалобно поскрипывали петли. Ошосси молчал, глядя в сторону. Физиономия его была злой и виноватой. Наконец, Огун умолк, треснув напоследок несчастную калитку так, что она сорвалась с петли и поникла, как сломанное птичье крыло. Ошосси опустился на колени, начал прилаживать старую петлю на место. Огун помог ему, придержав перекладину. Дождался, пока брат поднимется на ноги, легонько хлопнул его по спине и, обхватив за плечи, увлёк за собой к дому.

Эва проводила их глазами. Медленно вернулась к веранде, на которой уже никого не было. Только Эшу, сидящий верхом на перилах с потухшей сигаретой в зубах, встретил её усталым взглядом.

– Почему ты не спишь? – хмуро спросил он.

– А ты? – Эва, не дождавшись ответа, села на полу, подумала: «Посижу минутку и пойду искать Йанса…» – и тут же уснула мёртвым сном.

Эва проснулась спустя три часа в гамаке на веранде – и никак не могла вспомнить, кто и когда перенёс её сюда. Было душно, словно перед дождём. Сад стоял тихий, не шевелящий ни одним листом. Небо затянулось тучами. Ни один солнечный луч не лежал на плитах патио. Не пели птицы. Мертвенная, тяжёлая тишина. Эва прислушалась: даже с кухни не доносилось ни звука. Окончательно встревожившись, она вылезла из гамака и, шлёпая босыми пятками по полу, побежала на кухню.

Разумеется, Оба была там. Разумеется, она варила кофе. Медный кофейник был опорожнен уже наполовину: Ошосси, стоявший возле стола в одних трусах, наливал тёмную дымящуюся жидкость в две огромные кружки.

– Гатинья, это я беру себе и Огуну. Остальным тут хватит?

– Бери сколько нужно, я сварю ещё, – не оглядываясь, странно гнусавым голосом отозвалась Оба. Ошосси вышел, не сводя глаз с кружек в своих руках. Проходя мимо Эвы, мельком наклонился и поцеловал её в лоб. Эва озадаченно отшатнулась, открыла было рот – но Ошосси уже не было рядом.

Оба была немилосердно зарёвана, и от неё несло перегаром ничуть не слабей, чем ночью – от Огуна. Спутанные волосы были кое-как закручены в узел. Но кофе, как убедилась Эва, плеснув себе в кружку из кофейника, был по-прежнему великолепным: густым, крепким, без остатка прогоняющим утренний сон.

– Спасибо. Где все?

– Готовятся, – Оба выглянула в окно. – Скоро всё начнётся.

– Я должна буду… тоже? – Эва тщетно старалась скрыть дрожь в голосе.