Дети Йеманжи

– Это моя сестра Жанаина. Йеманжа, если тебе так угодно. – По тонким губам Нана скользнула брезгливая улыбка. – Дети ей, к сожалению, совершенно не даются. Таким набитым дурам, как она, лучше вообще делать аборты. Впрочем, у неё лишь два сына. Старший – этот армейский обрубок, Огун. Что ты в нём нашла привлекательного, не понимаю. Ограниченный, тупой, озлобленный наёмный убийца…

– Он не всегда был таким. – Эва из последних сил держала бесстрастный тон. – Вспомни, он хотел учиться, но отец…

– Учи-иться? Огун?! – Дона Нана расхохоталась так, что уронила сигарету, и Эва, никогда прежде не видевшая мать смеющейся, испугалась по-настоящему. – Я знаю, девочка моя, что он врал тебе недавно! Поверь, всё это не так. Учиться Огун никогда не собирался: у него не хватало для этого мозгов! Спроси у него или Жанаины, когда ей надоест жалеть себя за закрытыми дверями, – каких трудов ему стоило окончить обычную школу? Нет, Эвинья, никакой университет Огуну не был нужен! Там была замешана какая-то девчонка. Самая обычная негритянка с круглым задом, вот и всё. То ли она вляпалась в грязную историю, то ли просто захотела поехать на каникулы в Рио или Сан-Паулу… Нет-нет, кажется, там было всё всерьёз, и парень хотел даже жениться! Но как можно жениться, если некуда привести жену и даже нормальной работы нет? И я ему просто сказала…

– Ты? Так это сделала ты?

– Ещё не хватало мне отвлекать твоего отца на такие глупости! – раздражённо пожала мать плечами. – Я тогда была его секретаршей и обязана была отвечать и за его распорядок дня, и за встречи, и за звонки… и за то, чтобы никто его не беспокоил, да-да! Таких, знаешь ли, было очень много, – тех, кто считал, что раз у дона Каррейра есть деньги, то он их должен отдать. Тем, кто сам не способен заработать ни копейки, почему-то всегда хочется чужих денег! Да, я вышла к этому парню и сказала, что на свою свадьбу и семейную жизнь мужчина должен заработать сам. И я уверена – отец повторил бы ему то же самое! Но его в тот день не было в городе и…

– Ты слишком много на себя взяла, мама.

– Не более, чем имела право взять, – заверила Нана, и Эва видела: мать совершенно искренна. – Я отгораживала твоего отца от этих волнений, связанных с Жанаиной и её выродками…

– Это был его сын.

– Мальчик не удался, – отчеканила Нана. – Изменить его было нельзя. Он ушёл в армию, затем – в военную полицию… Что ж, вероятно, там ему самое место.

– А та девушка? Что с ней стало?

– Понятия не имею. – Нана, прищурившись, смотрела в лицо дочери. – Ну? И почему у тебя трясутся губки? Заметь, я говорю чистую правду! В отличие от Огуна, которому эту правду стыдно было открыть младшей сестрёнке! – Мать с таким нескрываемым сарказмом произнесла последние слова, что Эва почувствовала мурашки на спине. – Прошло пятнадцать лет – а он всё не может понять, что отец не обязан был водить его по жизни за ручку!

– Ты не стала водить ни Обалу, ни Марэ, – вполголоса сказала Эва. – Ты просто бросила их обоих.

– Не смей оскорблять меня, девчонка! – Холодные глаза матери сузились. – Я поступила так с полного согласия твоего отца! Уж это были наши с ним дети, и он имел право обойтись с ними так, как считал нужным! Обалу родился беспомощным уродом! Я убеждена, что таким нечего делать на земле!

– Но это ведь был твой ребёнок!

– Эвинья! Тогда это был просто покрытый язвами котёнок с тонкими кривыми ножками! И милосерднее всего было бы дать ему умереть! – отрезала мать. – Такие, как он, если выживают, – мучаются всю жизнь и мучают других! Ну-ка, вспомни, как он обошёлся с Ошун! Я знаю, он хотел её до смерти, бедный мальчик, – с того самого дня, как Шанго привёл её в дом! Да они все её хотели: девчонка в самом деле хороша! Но она любила своего бандита и, к её чести надо сказать, даже не смотрела в сторону других. Тем более, его братьев. И Обалу при первой же возможности… Подлое, злобное, изуродованное создание! Испортить проклятием божественную красоту женщины, которая сторонится его! Да ещё прикрыть это высокой целью – мол, он всего лишь отомстил за страдания Оба! Хотя Эшу был прав: Оба сама во всём виновата! О таких, как она, все и всегда вытирают ноги.

– Ты и её вышвырнула из дому.

– Я не терплю неблагодарности, – сухо сказала мать. – И ещё больше не терплю глупости. Что, собственно, я сделала не так? Оба захотела уйти из дома – я её отпустила. Разумеется, мне было жаль, что все мои усилия пропали даром. Из этой коровы ничего не вышло. Рыдать над грязной плитой, брошенная мужем, может любая дура. Ничего интересного в этом нет. Оба получает сейчас по заслугам… и, между прочим, было очень забавно наблюдать, как Ошун и этот мерзавец Эшу разыграли её.

– Это был не розыгрыш, а неудачная шутка. Они очень жалели об этом…

– Кто жалел? Эшу?!. – Мать с притворной усталостью взялась за виски. – Эвинья, в твои годы пора уметь разбираться в людях! Эшу делает только то, что ему выгодно и за что ему не придётся отвечать! Надо признать, способности у парня имеются… Но голова абсолютно пустая, и немудрено.