Дети иллюзий

– Думаю, вы слишком увлеклись антуражем. Главное ведь не это, главное то, что вот здесь, – «Андрей Фокич» легонько постукивает через шляпу себе по макушке. – Надо научиться смотреть на мир его глазами.

– Чьими глазами?

– Того, кем вы хотите быть, – улыбается буфетчик, – иначе никак…

Дон Москито осушает бокал. Снова залпом и снова не чокаясь.

– Ещё… – просит он буфетчика.

– Секундочку, – с готовностью отвечает тот, – только за бутылочкой в другой буфет сбегаю…

Я понимаю, что если Дон Москито продолжит в таком темпе, то нас с ним ожидает вполне предсказуемый и очень скорый финал. Положение спасают подбежавшие к стойке две запыхавшиеся девицы, те самые, которых мы видели перед спектаклем в зеркале.

– Шампанского! – выпаливает одна.

– И два эклера! – подхватывает вторая.

Буфетчик начинает выполнять заказ, а я, пользуясь моментом, беру в одну руку рюмку и завёрнутые в салфетку бутерброды, в другую Дона Москито и оттаскиваю к ближайшему столику, основательно загаженному нашими предшественниками. Во избежание соблазнов, разворачиваю ставшего заметно более мягким Николая спиной к стойке и запихиваю ему в рот последовательно два бутерброда – свой и его.

– Коля, закусывай давай, и пошли!

– Знаешь, Валера, – жуя, говорит он, – я только что очень многое понял. Очень многое…

– Твоё здоровье…

Продукция отечественного производителя не по-доброму обжигает глотку.

Когда мы возвращаемся на позицию, действие уже идёт. По сцене дефилирует невысокая женщина в рыжем парике, одетая в короткое чёрное пальто, старомодную шляпку-колокольчик, красные туфли-лодочки и красные же перчатки. Маргарита Николаевна, (а это, несомненно, она) которой согласно роману полагается быть тридцати лет, по факту оказывается минимум в полтора раза старше. И хоть время милостиво к её фигуре и лицу, от мысли о предстоящей обнажёнке становится неуютно.

Заглянув в программку, которую я с некоторым усилием выдёргиваю из-под Дона Москито, узнаю, что под личиной Булгаковской музы скрывается некая Воробьёва Е. Л., видимо, та самая «Гиена Львовна», которую мы поминали всуе в «Жёлтой кофте».

– Местная прима, – просвещаю я Дона Москито, – жена или любовница кого-то важного. Че что-то про неё рассказывал.

– Да, если не сменится руководство, она до пенсии будет играть главные роли во всех спектаклях, включая детские, – смеётся тот.

А действие продолжается. Ночной полёт, разумеется, выполняет дублёрша – молодая девчонка с серьёзной гимнастической подготовкой. С прежней Маргаритой у неё общий только рыжий парик. Освещаемая, словно луной, голубым прожектором, парит она над сценой верхом на метле, от которой в темноту уходят две чуть заметные лонжи. Сцена при этом вращается, и выходит, что летает она и над Москвой и над Ершалаимом и над всем остальными местами, где происходит действие пьесы, что, на мой взгляд, довольно оригинально.

Полёт Наташи на поролоновом борове происходит чуть менее эффектно, в основном из-за того, что хряк напоминает Хрюшу из передачи «Спокойной ночи, малыши», но зато у Наташи оказывается всё в порядке с формами, а телесного цвета купальник практически ничего не скрывает, особенно если смотреть в бинокль.

– Мне-то хоть дай посмотреть, лихоимец, – ноет под ухом Дон Москито, щипая меня за локоть.

Диалог же Маргариты и неизвестного мне актёра, игравшего Воланда, в интерьере квартиры № 50 дома 302‑бис по Садовой улице, практически сводит на ноль всё впечатление о спектакле. Гиена Львовна страшно переигрывает. Ей, постбальзаковского возраста даме, безусловно, хочется показаться зрителям молодой и полной любовных сил женщиной, и желание это, вероятно, настолько сильно, что играет она не на тридцать, а лет так на шестнадцать-семнадцать – в результате чего получается эдакая Лолита на пенсии. Лишь Воланд с Бегемотом, безукоризненно разыгрывающие сцену с шахматной партией, спасают картину от провала.

– Фу, противно смотреть, – голосом Фрекен Бок комментирует происходящее Дон Москито.

Приготовления Маргариты к балу скрываются от публики громадной белой ширмой, так что зрители могут наблюдать довольно забавный театр теней, где Гиену Львовну снова заменяет дублёрша с хорошей фигурой. Прежде чем завести за ширму, слуги дьявола надевают на «приму» отсутствующую в романе золотую маску, зарывающую две трети лица.

– Наверное, чтобы никто не заметил подмены, когда оттуда выйдет кто-то более подходящая по возрасту, – предполагает Дон Москито.

– Будем надеяться, что будет та, которая сейчас за ширмой, – говорю я.

– О, да! – соглашается он.

Наконец, ширму убирают, и в центре сцены, на небольшом возвышении, появляется Маргарита в длинной, до полу, чёрной накидке с опущенным капюшоном. Лица из-за капюшона и маски не видно вовсе. Окружённая воландовской свитой, в этом наряде она похожа на монахиню, попавшую в ад. Сам прародитель зла в каком-то затрапезном наряде, но зато при шпаге, стоит чуть поодаль.