Дети Ирены

Ядро группы по-прежнему составлял маленький круг девочек доктора Радлиньской: Ирена Сендлер, Ирка Шульц, Ядвига Денека, Яга Пиотровская и ее сестра Янка Грабовская. Каждая из них время от времени проносила в гетто запрещенные вещи. Получение реквизиционных ордеров и передача продуктов и лекарств в гетто были сами по себе делом опасным, но теперь женщины планировали еще один вид тайных операций, в которых ставки были еще выше. Проблема была в том, что участвовать в них должно было как минимум шесть человек. Им нужно было привлечь в сеть еще несколько участников и снова решать, кому доверять. Особенно это касалось Яна Добрачинского. По поводу этого человека мнения в группе разделились.

Ян Добрачинский был руководителем одного из отделений Варшавского управления социальной помощи, и его родословная, казалось бы, делала его ключевым партнером Ирены и ее соратниц. Отец Яна, Валерий, вместе с доктором Радлиньской и другими профессорами из Свободного польского университета был одним из пионеров социальной работы в Варшаве. Он являлся директором одной из городских программ социальной помощи вплоть до своей отставки в 1932 году и после сорока лет службы все еще знал каждого в сфере социальной работы.

Но сын его был по натуре совсем другим человеком. Ян пошел по стопам отца, год спустя после его отставки присоединившись к социальной работе, но настоящей его страстью были писательство и религия. Ян никогда не принадлежал к левым кругам, никак не был связан с социализмом или кружком Хелены Радлиньской. Он был всего на несколько месяцев моложе Ирены, но вел себя уже как человек средних лет: консерватор, сторонник традиционных ценностей и набожный католик. Но больше всего Ирену отталкивали его политические взгляды. Ян долгое время был активным членом ультраправой националистической партии – той самой, ответственной за появление студенческих гетто.

В первую очередь это значило, что Ян был антисемитом. Он верил в Польшу для поляков – а поляками для него по определению могли быть только католики. Когда дело касалось пресловутого «еврейского вопроса», Яну нравилось думать, что он объективен. Однако он считал очевидным, что на некоторых людей следует наложить определенные ограничения¹¹⁶. У евреев, по его мнению, и так было слишком много власти. Они контролировали целые сектора экономики, не допуская туда поляков, и, насколько Ян мог предвидеть, такое положение дел все равно рано или поздно привело бы к конфликту. А чего еще евреи ожидали?

Хотя Ян тайно принадлежал к Сопротивлению, которое объединяло и правых, и левых, немецкое руководство находило его благонадежным. После первых чисток в службе социальной работы Ян был повышен до директора Отдела детской и подростковой защиты с функцией надзора за дюжиной учреждений и несколькими тысячами человек, получающих социальную помощь¹¹⁷. Именно здесь таился корень проблемы. Ян занимал как раз такой пост, настаивала Яга, что мог оказать им значительную помощь. По своим должностным обязанностям она регулярно контактировала с Яном, и им нужно было подумать о возможностях сотрудничества с ним. Ирена кивнула. И правда, пост Яна был серьезным преимуществом.

Препятствием были его политические взгляды. Ирена не была уверена, что может доверить ему все тайны. Ян уже знал, что они подделывали бумаги, чтобы обходить немецкие предписания. Он даже помогал им заметать следы – не от большой любви к евреям, разумеется, а потому что это было частью деятельности Сопротивления. Но Ирене и ее ячейке нужно было нечто большее, чем не мешающий союзник. Поэтому возник вопрос: сможет ли Ян Добрачинский рискнуть своей головой, чтобы помочь евреям? Ирене стоило большого труда не корчить гримасу отвращения всякий раз, когда она думала об этом человеке. Но также она не могла не замечать румянца, заливавшего щеки Яги, когда та с жаром защищала Яна от этой, по ее словам, клеветы. Ирена хорошо знала подругу. Неужели Яга была влюблена? Определенное влечение было очевидно¹¹⁸. Ирена, чья собственная семья описывала ее как «агностика с неиссякаемой любовью к жизни», замужняя женщина, влюбленная в женатого мужчину, не находила в этом ничего предосудительного¹¹⁹. Не ей было судить. Но Ян Добрачинский?

Целыми неделями Ирена спорила сама с собой. Она не доверяла Яну. Но она доверяла Яге, и та страсть, с которой подруга его защищала, значила для нее многое, и ссориться с Ягой Ирена хотела меньше всего. Тем временем в январе ситуация стала критической.