Дети Ирены

Когда облавы стали приближаться, даже Адам наконец согласился, чтобы Ирена с помощью своих связей в подполье вывела его и его уцелевшую семью из гетто. Адам, конечно, сопротивлялся. Как и другие еврейские друзья Ирены, он был настроен продолжать работать и помогать детям. Эту работу Ирена больше других могла понять и оценить. Общее обязательство помогать бездомным и сиротам в гетто объединяло их, и наблюдение за тем, как Адам заботится о них, лишь усиливало любовь Ирены к нему. Но дело было не только в детях. Его нерешительность подпитывали и сложные семейные отношения.

Именно об этом весь июль снова и снова говорил Ирене нахмуренный лоб Адама, и она пыталась унять свою тревогу. Иногда тревога смешивалась с чем-то вроде ревности. Ночами в своей узкой постели, слушая трудное дыхание матери, Ирена молилась. Ее губы беззвучно шептали слова, когда она просила о жизни – и любви Адама.

К концу месяца все стало еще хуже. Когда в конце июля в Варшаве застрелили тетку Адама, Дору, по-видимому, неподалеку от того дома, которым она и дядя Якуб владели вместе с членами семьи Микельберг, Адам был шокирован¹⁹³. После того как семья узнала о гибели в Отвоцке его восемнадцатилетней кузины Йозефины, застреленной нацистами, их парализовал страх¹⁹⁴. Сколько времени еще должно пройти, прежде чем очередной жертвой немцев или их депортации станет, например, мать Адама? Ирена без устали убеждала его, что сможет найти безопасное убежище для него и Леокадии, и Адам наконец сдался.

Спасение Леокадии было делом опасным, но осуществимым, и тем же летом мать Адама покинула гетто. Самым трудным было пересечь границу, но, когда женщина оказалась на арийской стороне с новым удостоверением личности, ее выживание целиком и полностью зависело от того, насколько убедительно она будет играть роль полячки. В любом случае обрезанному еврейскому мужчине, чью религиозную принадлежность можно было определить без труда, грозила еще большая опасность. Спасение Адама стало проблемой еще и по другой причине. Хотя новые польские документы превратили его в поляка Штефана Згжембского, внешность явно говорила о другом. Адаму нужно было скрываться постоянно и ото всех, кроме своих кураторов и – если она сможет устроить это – самой Ирены. Она отчаянно хотела найти для него безопасное место, где они смогут быть вместе, и это было самым сложным элементом уравнения.

Поэтому Ирена обратилась к одной из своих старых университетских подруг, уже вовлеченной ею в свою сеть. Мария Кукульская заведовала «комнатой экстренной помощи» для спасенных детей, расположенной в районе Прага в просторном доме, который она делила с дочерью-подростком. Поднимаясь по лестнице в дом Марии, Ирена спрашивала себя: «Может ли она просить об этом друга, даже такого храброго и дорогого для нее?» Она не станет притворяться. Она попросит ее рискнуть своей жизнью и жизнью дочери, чтобы спасти Адама. От страха у нее мороз шел по коже. Она сжимала в ладонях чашку горячего чая, который предложила ей Мария. Та посмотрела на подругу и вдруг рассмеялась. Ты же любишь его, ведь так? Ирена тоже рассмеялась и кивнула. В этом случае вопросов больше не было. Разумеется, Адам сможет поселиться в свободной спальне Марии.

Тем летом Регину Микельберг, как и многих других на Умшлагплац, затолкали в железнодорожный вагон. Как только за плотно прижатой друг к другу массой людей захлопнулась дверь, Регине стало плохо. Пока вагон медленно удалялся от Варшавы, криков ужаса и растущего зловония для хрупкой тридцатилетней женщины было уже слишком. У нее все еще была сестра в гетто. У нее все еще была семья. И возможно, если она действительно была первой женой Адама, у нее все еще был муж, которого она может вернуть, несмотря на то что связи между ними сильно ослабли. Какова бы ни была правда, Регина знала Адама и Ирену, и отчасти именно это спасет ей жизнь. Только бы ей освободиться, а уж Янка Грабовская и Ирена найдут, где ее спрятать. В удушающей жаре тесно набитого вагона тусклый свет падал только через маленькое вентиляционное окошко. Оно было очень узким, но и Регина была девушкой стройной и упрямой. Она подтянулась, а мужчина внизу позволил ей поставить ногу ему на плечо. Его печальный, понимающий взгляд заставлял ее рискнуть. Мощным рывком Регина протиснулась через окошко, скатившись на рельсы. Не оглядываясь, она побежала назад в темноту, пока громыхающий поезд удалялся в сторону Треблинки.

Ирена пробовала найти Ракель Розенталь, еще одну девушку из круга доктора Радлиньской и лидера молодежного центра, и на сердце у нее становилось все тяжелее. Ее нигде не было. Это означало, что она могла быть в тех страшных вагонах, отправляющихся на восток. Сердце Ирены сжалось при ужасной мысли: скорее всего, Ракель – яркая, шумная Ракель – добровольно отправилась с депортированными, в надежде разыскать свою пропавшую пятилетнюю дочь. Как и все в гетто, она жила в ежедневном кошмаре. Стоило ей отвернуться, и вся семья исчезла на Умшлагплац. У Ракели был мощный мотив последовать за ними.