Дети Ирены

Но это было еще не все. Гарантий безопасности в клинике – особенно в клинике – не было никаких. У двери хладнокровные немцы и их безжалостные подручные-украинцы придирчиво проверяли пациентов. Человек, лежащий рядом с Йонасом, выглядел, по их мнению, недостаточно больным. На таких, как он, сразу обрушивался приклад винтовки, и Йонас слышал страшные крики, когда человека поволокли к погрузочной платформе. Ала и Нахум в ужасе наблюдали за этим. Она приказала своим медсестрам сделать все, но не допустить, чтобы они потеряли хотя бы еще одного человека. Мы сломаем им ноги, если они будут выглядеть здоровыми. Объясните им это. Все ради того, чтобы убедить немцев¹⁶⁸. В клинике раздавались и непритворные крики боли, но Ала не могла потратить несколько последних драгоценных доз успокоительного. Оно было нужно для детей. На ее тонкой фигуре развевался довольно просторный белый халат, и не единожды Ала делала что-то смелое и отчаянное. Именно для таких случаев она приберегала успокоительное. Шумным и напуганным детям, не способным симулировать болезнь, помогали заснуть, чтобы спасти их, поскольку охрана с малышами обращалась особенно жестоко¹⁶⁹. Детей бросали на землю, схватив за пятки, били о стены вагонов, пока у них не разбивались головы, а матери в это время бились в истерике. Поэтому Ала, сунув самых маленьких под халат, проходила мимо часовых с детьми под мышкой, чтобы спрятать их в машинах «Скорой помощи». Она и Ремба отвлекали водителей, а Ала укладывала младенцев внутрь¹⁷⁰. Ей всего лишь нужно было доставить их Ирене.

Безумная уловка Алы и Нахума действовала в течение нескольких недель. Ирена приходила к Але каждый день, спрашивая, чем она может помочь. Теперь на погрузочной платформе матери без раздумий доверяли своих детей Але, которую все звали не иначе как «добрая фея». Ала и Нахум работали на платформе по шестнадцать часов в день. Они неотлучно были здесь, постоянно находились в движении. Это означало, что они стали одними из последних невольных свидетелей трагедии в гетто, случившейся днем 6 ноября. В то утро в качестве прелюдии к полной ликвидации «маленького гетто» эсэсовцы пришли за детьми в приют доктора Корчака¹⁷¹. Среди почти двухсот его подопечных были и те тридцать два еврейских ребенка, которых Ян Добрачинский вернул в гетто через брешь в стене меньше года назад. Об этих мальчиках и девочках Ирена всегда думала как о своих.

Слухи о том, что приют доктора Корчака будет ликвидирован, разнеслись по гетто с девяти утра. Ирена обычно приходила в приют днем, когда ее работа была закончена и начиналась погрузка на Умшлагплац. В тот день, когда это случилось, она пришла гораздо раньше обычного¹⁷². Ирену в приюте все знали, и она была одним из любимых детьми гостей на их любительских театральных постановках. Дети визжали от удовольствия при виде ее маленьких подарков и комичных выходок, и она всегда останавливалась, чтобы уделить минутку «своим». Когда Ирена услышала, что детей собираются отправить в лагерь, она устремилась к улице Сиенны, надеясь успеть застать там старого доктора, чтобы предупредить его об этом или помочь¹⁷³.

Но в приюте уже раздавали приказы эсэсовцы. «Детей должны были забрать одних», – вспоминал один из свидетелей, и доктору Корчаку дали пятнадцать минут на их сборы¹⁷⁴. Но он упорно отказывался уходить. «Вы же не бросите больных детей ночью, – упрямо твердил он дрожащим от волнения и ярости голосом, – вы же не оставите детей одних в такое время»¹⁷⁵. Возглавляющий группу офицер СС рассмеялся и сказал профессору, что, раз уж он так хочет, пусть отправляется вместе с детьми, и с добродушным видом попросил держащего скрипку двенадцатилетнего мальчугана сыграть по пути что-нибудь веселое. Так дети и отправились из приюта, напевая песни¹⁷⁶.