Дети Ивана Соколова

Как-то у нас в городке на несколько дней остановились цыгане. Начали цыганки ходить из дома в дом, предлагали погадать. Им рассказали, что в детдоме тоже маленькая цыганка живет.

И мы говорили Земфире:

— Вот и за тобой приехали!

Она очень испугалась, раньше была такая веселенькая, а теперь притихла; боялась нос высунуть.

А откуда вы знаете, что я цыганка? Это кто-то меня ударил палочкой, вот я и почернела.

Если бы ты была не цыганка, ты бы так плясать и петь не умела, — говорили мы ей.

Однажды цыгане толпой подошли к детдому.

Как узнала об этом Земфира, схватила тетю Фешо за юбку и спряталась.

Мы выбежали во двор на цыган посмотреть.

Хотели они в корпус зайти, но сторож их не пустил. Больше всех шумела старая цыганка:

— Отдайте нам нашу девочку! Будет у нас жить, будут ей завидовать, монистами звенеть будет. Цыган цыгана никогда не обидит.

— Она вовсе не ваша, а наша, — возразил кто-то старой цыганке.

А она не унималась:

 — Нехорошо птичку в неволе держать.

 — У нас не неволя, а специальный детский дом, — спокойно объяснил сторож.

 — У вас гнездышко, дорогой человек, умная головушка, но пора птенчику из гнездышка выпорхнуть; отвыкнет девочка от цыганской жизни. Послушай старую цыганку, будет тебе закуска, будет и выпивка.

Но сторож был неумолим. И мы решили в случае чего защитить Земфиру. Только после того, как Капитолина Ивановна вмешалась в этот разговор, цыгане нас оставили, а вскоре покинули городок.

Курчавая, смуглая наша Земфира опять стала непоседой и даже хвасталась:

— Если бы они схватили меня за руку, я бы все равно вывернулась и убежала.

Не удалось цыганам увезти Земфиру. Она уже не держалась за юбку тети Фени, которая называла своих девочек то «трещотками», то «притворами», не позволяла разбрасывать вещи, заставляла платья вешать на вешалки и говорила при этом:

— Смотри, девка, неряхой вырастешь!

Приехали к нам из Сталинграда муж и жена. Мы сразу поняли, что приехали они неспроста, а хотят кого-то из нас взять «в дети».

Каждый приезд «названых родителей» всех очень тревожил. На кого падет их выбор?

На звонкий голос Земфиры многие обращали внимание.

Муж и жена переглянулись. Мы поняли их безмолвный разговор. Земфира покорила их с первого взгляда. Они принесли ей конфет, игрушек и нас всех угощали.

Земфире понравилось, что ее новые родители служат на железной дороге, могут бесплатно по всему Советскому Союзу разъезжать и ее с собой возьмут и всюду она побывает — и в Москве и во Владивостоке...

Всем детдомом провожали мы Земфиру. А когда прощались, она вдруг расплакалась и долго обнимала тетю Феню!

Увезли от нас Земфиру.

Хоть и не с цыганами, а выпорхнул «птенчик из гнезда».

Как-то прибежала ко мне в корпус Оля. Я рисовал в комнате для групповых занятий. Оля всегда любила разглядывать мои рисунки, а сейчас не обратила на них никакого внимания, только дернула меня за рукав:

— Ой, боюсь, какая-то тетенька к нам приехала и на меня так смотрит...

Мне пришлось долго ее успокаивать:

— Вдвоем нас никто не возьмет, а Капитолина Ивановна никогда нас не разлучит. Мы теперь всю жизнь будем вместе.

Я нарисовал ей дом в саду.

Трудно мне было с Олей. Бывало, возишься с ней, мальчишки на меня косятся, да и взрослые говорили, что при мне Оля капризничает.

А как-то я несколько дней не был в корпусе у девочек. Капитолина Ивановна меня встретила и сказала:

— Не стесняйся быть ласковым с Олей.

Теперь, вспоминая об этом, мне хочется сказать, что не только я любил Олю, но и другие наши мальчишки любили девочек. Ведь все они были нам сестренки! Но в этом ни один другому тогда не признался бы.

После того как в августе 1945 года позывные возвестили о победе наших войск над фашистской Японией, мы стали ждать наших отцов и с другой стороны.

Мы были уверены, что именно на Дальнем Востоке задержались наши отцы: надо только вооружиться терпением и по-прежнему ждать.

Много прошло времени, пока мы наконец увидели и у нас в городке медаль «За победу над Японией». К нашему школьному товарищу Рафе Козодону вернулся отец.

Мы с Сережей подошли к нему, когда он стоял у дома. Сережа внимательно разглядывал розовые, синие, зеленые полосочки на груди Рафиного отца.

А когда мы вернулись в свою спальню, Сережа плюхнулся на койку, уткнувшись лицом в подушку. Он лежал так несколько минут, а потом вскочил и схватил меня за руку:

— Почему это за нами не едут отцы? Ведь был же и у меня какой-нибудь папа, и мама, должно быть, была. Хоть бы кто-нибудь из них приехал!

Что я мог ответить Сереже?

Сережа выбежал из спальни. Во дворе он нашел пустую бутылку, поставил ее на бочку и метким ударом камня разбил.

У нас в детдоме все мальчишки любили швырять камни. Один только Слава не кидал камней. Он был среди нас самым аккуратным и вежливым; его рубашки словно не пачкались и не мялись, на его ботинки боялась садиться пыль. Он хорошо учился и двоечников называл «тюфяками». Говорил он медленно, не спеша; любил, чтобы его слушали. Он постоянно подчеркивал, что видел всякие виды в жизни, и смотрел на всех нас несколько свысока.