Особенно часто Слава навещал палатку, в которой неразговорчивый дяденька в темных очках принимал пузырьки, бутылки, тазы без дна, исписанные тетрадки и даже лошадиные хвосты. Слава любил ходить по рынку. Однажды он взял с собой Сережу и угостил его сладким донским каймаком.
И вот, когда мы играли в доме Степана Разина, Слава сказал нам насмешливо:
— Эх вы, голытьба!
Себя он, по-видимому, счел атаманом.
— Некоторые из вас нюни распускают, чего-то ждут, на почту надеются. Все это пустяки и ерунда.
Никогда раньше Слава так не говорил.
— Никто нас не ищет. Да и вообще, кому это может прийти в голову искать нас в такой дыре. Мы сами должны искать, а для этого прежде всего нам нужны деньги.
— Правильно! — подхватили мы.
— Мы должны дать объявление во всех газетах, объявить по радио, что Гена Соколов ищет отца, Ивана Соколова...
Слава посмотрел мне в глаза. У меня сильно забилось сердце.
Как это раньше мы до этого не додумались!
— А твой портрет мы должны повесить в окнах многих фотографий и в Москве, и в Ростове, и в Сталинграде. Не может быть, чтобы среди тысячи прохожих не нашелся хотя бы один человек, который знал тебя раньше, — сказал Слава, не спуская глаз с Сережи.
А тот едва стоял. Ему не терпелось как можно скорей сфотографироваться.
Через несколько дней на кладбище мы сняли железную ограду, окружавшую заброшенную могилу, и сдали ее утильщику.
Ваня Петров под руководством Славы в районе городской мельницы срезал хвост у лошади.
Один из нас уже знал, что ему не надо искать отца. Это был Андрей Давыдов. Детский дом еще осенью 1945 года получил письмо из части, где воевал его отец. Командование сообщало, что отец Андрея погиб смертью храбрых во время штурма Берлина.
А еще через несколько месяцев Капитолина Ивановна собрала нас всех в зале. Мы почтили память отца Андрея. Командование прислало сыну орден отца —орден Отечественной войны 1-й степени.
Этот орден лежал в несгораемом шкафу в кабинете нашего директора.
Андрей перестал ходить на ходулях, и теперь уже никто не подтрунивал над ним.
...Новый, 1947 год мы встретили костюмированным балом.
Под звуки детского духового оркестра плясали друг с другом рогатые чудовища и бабочки с марлевыми крылышками.
Андрюша играл в оркестре.
Ваня Петров бил в барабан.
Только Слава со скучающим видом, прислонившись к стене, стоял в стороне.
Вот к нему подскочил заяц и поднял лапки.
— Эх ты, косой! — произнес Слава и отвернулся от зайца.
Мне даже показалось, что больше всего он смотрит не на танцующих, а на электрические лампочки, которые в этот вечер светили особенно ярко.
Бывало, на некоторых улицах темно, а у нас — всегда яркий свет.
Когда после бала я лег спать, Слава и Сережа еще не пришли. А потом я увидел, как тихо, на цыпочках, боясь потревожить спящих, они вошли в спальню.
Сережа держал в руках несколько лампочек. Он заметил, что я не сплю, подошел ко мне и шепотом поведал очередную тайну.
Эти лампочки они вывернули, когда кончился маскарад, а вместо них ввернули другие, перегоревшие. Вывернутые лампочки Слава передаст одному дяденьке на рынке. Этот дяденька хорошо за них заплатит. Скоро мы наберем денег и объявим о себе во всех газетах и по радио.
Я, конечно, понимал, что не так уж хорошо вывертывать лампочки в своем доме и нести их на рынок какому-то дяденьке. Но, признаюсь, я думал — раз за это взялся Слава, наши объявления о розыске родных появятся и в районной газете и в «Сталинградской правде». А может быть, даже по радио передадут на весь Советский Союз...
Только начали тяжелеть веки, как сквозь сон увидел я няню Дусю с кочергой в руке.
Она подошла к Славиной кровати.
— Ах ты, дрянь, улегся, как ангел! — произнесла она «шепотом» на всю спальню.
— С Новым годом, бабуня! — ответил ей Слава.
— Говори, куда лампочки дел? — строго спросила
няня.
— А ты залезь на пожарную каланчу и посмотри. Прошу не мешать спать детям! — отрезал Слава.
Няня Дуся подняла кочергу:
— Выкладывай лампочки.
— Попробуй вдарь только!
Няня Дуся ухватила рукой Славино одеяло. Слава поднялся и не спеша извлек лампочки. Няня Дуся завернула их в фартук, собралась уходить, но вдруг передумала и сказала:
— Знаю я, чем ты дышишь. Так только жулики и проходимцы поступают.
— Хватит, хватит панихиду читать!-—попытался прервать ее Слава.
Но няню Дусю уже трудно было остановить.
— Кочергой этой подучить тебя уму-разуму. А заявление в детсовет я напишу, хоть и царапаю пером, как курица лапой, — сказала няня Дуся. — Надо жить честь по чести!
И с этими словами она вышла из спальни.
Глава двадцать восьмая
МАНЕКЕН
Учились у нас в школе две сестры: одна — со мной, другая — на класс старше.
Переменки они всегда проводили вместе. Обе они были высокие, худые и носили очки в позолоченной оправе. Их называли цаплями.
Жили они в собственном домике, окруженном палисадником. Зимой в их доме не замерзали окна, так как между ставнями стояли граненые стаканы, в которых была налита жидкость желтоватого цвета.
Мать этих девочек часто приходила к нам в школу: то завтрак дочкам принесет, то калоши.