Дети капитана Гранина

Серые суконные бугорки обозначали путь войска по вражеской земле: по примеру мичмана то один, то другой боец сбрасывал солдатскую шинель. У дота залегли. Обождали, когда ближе подойдет часовой. Грузный, с одышкой. Постоит, прокашляется, опять пройдется.

На него навалились скопом. Куча тел, свалка, в рот — кляп за кляпом, да еще связали. И вдруг — истошный крик:

— К-то меня стукнул? Ты, Б-архатов?.. Ты, М-ошенников?

Кто-то в свалке стукнул мичмана, да так, что на лбу — шишка. Он забыл все: рядом дот, у ног связанный «язык», три индивидуальных пакета в глотке, надо тащить его к себе, пока дышит.

— Я тебя стукнул, — сказал Богданыч тихо. — И заткнись. Вернемся — дашь сдачи. А сейчас — скорей. Потащим его…

Из дота выскочил солдат, дал очередь и скрылся. Началась перестрелка. Всюду шум, ракеты. На разных участках были в поиске армейские группы. А из дота через амбразуру уже бил пулемет.

Алеша давно выполнил приказание мичмана и возвращался по вражеской земле от бугорка к бугорку — вдоль брошенных серых шинелей. «Как мальчик с пальчик домой», — подумал он и устыдился, Но вот последняя шинель. Куда дальше?.. По привычке, выработанной за месяцы, когда из мальчика он стал бойцом, Алеша ощупал автомат, гранаты за пазухой и пошел вперед, хотя не был уверен, что правильно идет. Плутая по чужой земле, он забрел за тот самый дот; при выкрике Щербаковского рванулся в сторону и чуть не столкнулся с солдатом, беглецом из дота. Ударом приклада Алеша сбил его, подскочил сбоку к стреляющей амбразуре и бросил в нее одну за другой две гранаты. Дот смолк, Алеша упал.

Он очнулся, когда Щербаковский и Богданыч несли его уже к блиндажику снайпера. Позади тащили связанного «языка».

У блиндажика их встретил майор из полковой разведки.

— Ну и молодцы! С шумом, но дело сделали. Спасибо, Иван Петрович, спасибо. А пленного — ко мне. Вынуть кляп. Развязать ему руки, ноги, он и так не сбежит.

Щербаковский обернулся на «языка» и яростно потребовал:

— Уберите этого М-аннергейма с глаз долой. Рук не развязывать, п-усть так идет… Д-октор у вас есть в п-ехоте?

— Что случилось?

— Орленка р-анили. — И поправился: — М-атроса Г-орденко.

— Живо к машине! — приказал майор. — Возле КП роты дежурит машина из военно-морского госпиталя…

Щербаковский и его товарищи донесли Алешу до командного пункта и передали санитарам. Санитары внесли Алешу в эвакомашину. В темном кузове суетилась молоденькая медсестра.

Щербаковский недоверчиво глянул на нее: «Куда такой девчонке справиться!» Все ему казалось неладным: и сестра молода, и машина — телега, тряская, скрипучая, и шофер — растяпа, без году неделя права заимел, угодит, чего доброго, в воронку…

— С-ам поведу. — Щербаковский отстранил шофера. — С-адись в кузов. Я п-первого класса шофер.

— Да вы что, товарищ, в своем уме? — Из машины выскочила и подбежала к кабине медсестра. — Раненого надо срочно доставить в госпиталь.

— Ну, см-отри, шофер, — сдался Щербаковский. — Г-оловой отвечаешь. А ты, сестрица, б-ереги орленка!

— Орленка? — Голос медсестры дрогнул. — Как его фамилия?

— Г-орденко Алексей. Самый храбрый разведчик из роты мичмана Щ-ербаковского, отряда капитана Гранина. П-онятно?

— Садитесь, товарищи, садитесь в машину, до госпиталя довезу, заволновалась Катя. — Вы в кабину, товарищ мичман. А я в кузове поеду. Я лучше в кузове…

В госпитале Щербаковский выложил дежурному врачу все заслуги раненого, настойчиво требуя гарантий: когда Горденко вернется в отряд? Врач на это не ответил, только сказал, что всех тяжело раненных приказано отправить в Кронштадт. Если успеют, отправят с теми тральщиками, которые пробились к Гангуту через минные поля. Только не надо шуметь и мешать…

— Вы мне про т-ральцы не объясняйте! — зашумел Иван Петрович. — Мне Г-орденко тут нужен, не п-озволю его с Г-ангута выпроваживать!..

Врач ушел, еще раз попросив не шуметь и не мешать.

Прибежала Катя, сказала, что рана тяжелая — Алешу взяли в операционную. Щербаковский и его товарищи вышли из подземелья, присели, закурили, ожидая исхода операции.

Снова прибежала заплаканная Катя. Щербаковский давно узнал ее. Матросы окружили Катю, она сказала:

— Доктор сказал, что жить будет. Операция прошла хорошо. Только плохо, что вторая рана подряд, — и расплакалась.

— Так жить б-удет? — сердито спросил Щербаковский.

— Сегодня отправят в Кронштадт, — сказала Катя. — И я с ним пойду. Эвакуируемых будут сопровождать…

— С-пасибо, девушка. — Щербаковский, желая ее утешить, добавил: — Он вашу к-арточку т-рижды заслужил…

Когда Катя привезла Алешу в порт, на причалах творилось что-то непонятное. С тральщиков сгружали раненых, кого на носилках, кого в обнимку; сползали по сходням инвалиды; по другим сходням шел встречный поток бойцов с винтовками, пулеметами, в новеньком, точно на парад выданном обмундировании. Катя искала знакомых, но все были заняты и чем-то обозлены.