Дети капитана Гранина

Когда его принимали в комсомол, Катя строго осудила его бегство из дома и школы. На фронт, на смену отцу? Да, ее отец бежал из госпиталя на фронт, хотя бинты закрывали всю голову, кроме глаз. Но летчик бежал к своему делу. А Горденко?..

Нет, не мог Алеша обижаться на Катю Белоус. Просто он не хотел даже в дом летчика Белоуса идти сиротой. Он чувствовал себя самостоятельным и этим дорожил. К весне он еще больше вытянулся — не зная, дашь все девятнадцать.

Весной Шустов привез ему из Таллинна безопасную бритву. Терещенко, встретив Алешу на пирсе с этим подарком впрок, смеялся:

— Теперь без военкомате тебя и юнгой не возьмешь. Ну-ну, не куксись. Перейдешь в десятый — сдержу слово…

Мечты и надежды. В июне, когда Алеша перешел в десятый, все ребята, кто с матерью, кто с отцом, собирались на Большую землю. И его мать звала под Винницу, хоть на месяц. Но ему надо работать на «Кормильце». Уедешь, могут назад не впустить — база за рубежом, тут режим, пропуска вечером, комендантский час. И выход в море с Терещенко прозеваешь, нельзя уезжать… И вот все обернулось иначе.

Войну ждали все — от командующего до рядового. Даже гражданские жители учителя, врачи, хлебопеки, — все в морской базе понимали: будет война. Только когда она грянет, не знали. А она пришла незаметно, внезапно, в одну из белых июньских ночей.

* * *

Приход пассажирского корабля — событие в отдаленной базе.

— Письма везете? — кричат с прибрежных скал.

— Кому нет, напишет Маша, буфетчица! — отвечают шутники.

Ясным утром в субботу 21 июня пришел белый турбоэлектроход новой линии Ленинград — Таллинн — Ханко. Билеты на него продали заранее, к вечеру он должен был уйти. Но задержался. Еще до комендантского часа провожающие сошли на берег. Рынды на военных кораблях пробили полночь, а судно не ушло. Порт стих. Кое-где горели фонари. Светились огни плавбазы подводников.

Словно порыв ветра пробежал по городу — трель свистка, ревун на катере, стрекот мотоцикла, и всюду погас свет. Капитан турбоэлектрохода нервно звонил в штаб: почему срывают рейс?! Ответили коротко и резко: «Генерал Кабанов приказал ждать!»

Командующий Гангутом генерал Кабанов понимал, что страна накануне войны. Суда под фашистским флагом везут и везут в Ботнический залив танки и войска. Финляндия, по существу, оккупирована Гитлером. Немцы, не маскируясь, разглядывают с вышек Гангут. Накануне пришло предупреждение об опасности. Кабанов взял на себя риск задержать судно на случай срочной эвакуации женщин и детей. И не ошибся.

Вызванные Кабановым после полуночи главные командиры, мчась по пустынным улицам, поглядывали на «голубятню» — так прозвали вершину водонапорной башни, где на пункте управления артиллерией стояли дальномеры и стереотрубы. Сигнала тревоги там не было.

В штаб Кабанов вошел спокойный, пригласил всех сесть, надел очки и прочел радиограмму штаба флота. Германские корабли подошли к устью Финского залива. Гангуту приказано наблюдать за морем, воздухом, сушей. В полночь по флоту объявлена готовность номер один.

Белая июньская ночь шла к концу. Воздух полон запахами сирени и росы. Лениво бьет прибой. Все в напряжении, ждут. В четыре пятьдесят утра Кабанов снова созвал главных командиров: фашистская Германия без объявления войны нарушила наши границы и бомбила наши города. Значит, не тревога — война.

Гранин в то утро не поехал к Белоусу учиться летать. С «голубятни» начальник артиллерии приказал: пушки зарядить к бою — возможно появление морского противника.

Когда Алеша прибежал в порт, на верхней палубе судна ставили зенитный пулемет, а белую грудь красавца матрос в люльке размалевывал пестрыми красками маскировки. Возле электрохода толпа: школьники, матери, учителя. Объявлена эвакуация всех, кто не нужен на фронте.

Одноклассники завидовали Алеше. Он, как взрослый мужчина, распоряжался собою сам. Он успел побывать в политотделе, но об этом помалкивал: ему приказали быть до срока призыва на буксире, а у ребят буксир не вызывал почтения. Прощался он с товарищами, как бывалый моряк, знающий свое место на войне.

— Белоус на борту? — спросил Алеша, не видя в толпе Кати.

— Давно в Кронштадте, самолетом улетела. Получил назначение?

— Остаюсь здесь, — важничал Алеша. — Назначен рулевым.

— Остаешься? — услышал он тихий голос за спиной, Катя оттянула его в сторону.

— А болтали — ты улетела. — Алеша смутился: Катя не терпела хвастовства.

— Не узнавал в политотделе про курсы снайперов?

— Тебе-то зачем? Вас всех вывозят в Кронштадт.

— Я остаюсь с отцом. Пока попрошусь в госпиталь. А потом…

Катя не договорила, объявили посадку. Она заволновалась:

— Только молчи. Девчонки узнают — сбегут. Ну прощай. — Она махнула Алеше и убежала.

За кормой электрохода пыхтел «Кормилец». Карлик, где-то внизу. Но ему выводить эту махину из гавани.

Алеша оглянулся, не смотрят ли товарищи, и прыгнул вниз. Все-таки он предпочел бы «Двести тридцать девятый».

Турбоэлектроход ушел в охранении эсминцев, катеров «МО» и гангутских истребителей. Над морем они сбили «юнкерс», не дали потопить судно. В тот же день в море ушли подводные лодки.