Дети капитана Гранта

— Нет, Джон. Из Новой Зеландии не возвращаются. И тем не менее… Вы знаете человеческую природу: пока дышишь — надеешься… Вот я и избрал себе самый лучший девиз на свете: «Дышу — значит, надеюсь».

Глава вторая Прошлое страны, в которую едут путешественники

На следующий день, 27 января, путешественники с утра явились на борт «Макари» и разместились в его узком кубрике. Биллю Галлею не пришло в голову уступить свою каюту пассажиркам. Впрочем, жалеть об этом не стоило, потому что берлога была под стать медведю.

В полдень, с наступлением отлива, бриг поднял якорь. Дул умеренный бриз с юго-запада. Экипаж корабля медленно поставил паруса: пяти человек команды было недостаточно для быстрого исполнения манёвров. Вильсон хотел помочь матросам, но Билль Галлей грубо предложил ему не вмешиваться: он привык сам выкручиваться из всяких положений и терпеть не может, когда чужие суют свой нос в его дела!

Эта последняя фраза явно адресовалась Джону Мангльсу, который не мог сдержать улыбки при виде медлительности и неловкости команды брига.

Джон Мангльс решил впредь не подавать виду, что его интересует управление кораблём, но подумал, что с согласия капитана или без него он не останется равнодушным зрителем, если неловкость экипажа будет угрожать безопасности пассажиров.

Между тем подстёгиваемые бранью капитана матросы в конце концов поставили паруса, и «Макари» поплыл под фоком, брамселем, стакселем и лиселем.

Несмотря на большую парусность, бриг еле-еле полз по океану. Широкая передняя часть, низкая осадка, тяжёлая корма — всё это вместе взятое ухудшало мореходные качества брига, превращало его в то, что моряки презрительно называют «лоханками».

Однако с этим нужно было мириться, и каким бы плохими ходокам ни был «Макари», но в пять, максимум шесть днём он всё-таки доползёт до Окленда.

В семь часов вечера берег Австралии скрылся за горизонтом, а ещё через несколько минут исчез из виду и Эдемским маяк. Море было неспокойным, и бриг изрядно качало. Он тяжело падал в провалы между волнами. При всяком таком падении пассажиров отчаянно встряхивало. Они чуветвовали себя очень неуютно в тесном кубрике. Но на палубе хлестал сильный дождь, и волей-неволей приходилось довольствоваться кубриком.

Обстановка навевала грустные мысли. Путешественники почти не разговаривали. Редко-редко Элен перекидывалась несколькими словами с Мэри Грант. Гленарван не мог усидеть на месте. Он нервно шагал по кубрику. Майор сидел неподвижно. Джон Мангльс и Роберт время от времени поднимались на палубу, чтобы посмотреть на море. Паранель забрался в самый тёмный угол и что-то бормотал себе под нос.

О чём думал почтенный учёный? О Новой Зеландии, которую ему предстояло увидеть. Он вспомнил историю этом страны, и зловещие образы мелькали перед его умственным взором.

Он старался восстановить в памяти прошлое Новой Зеландии во всех деталях, чтобы ответить себе на вопрос: мог ли современный исследователь или моряк назвать эти острова континентом?

Как видим, Паганель не переставал искать новое толкование документов. Эта мысль преследовала его, как навязчивая идея. Его воображение, подстёгнутое одним словом в английском тексте документа, было целиком поглощено Новой Зеландией. И только одно обстоятельство ограничивало безудержный полёт фантазии-неоконченное слово «contin» из французского документа. Можно ли было считать континентом Новозеландские острова?

— Контин… Контин… — повторял про себя учёный. — Это не может означать ничего иного, кроме континента!

И он снова перебирал в памяти имена исследователей, посетивших эти два больших острова в южном полушарии.

13 декабря 1642 года голландец Тасман, только что открывший Ван-Дименову землю, причалил к берегам неизвестного острова. Он прошёл вдоль его берегов и на четвёртый день, 17 декабря, очутился в узком проливе между двумя островами.

Северный остров был Ика-на-Маори, южный — Таваи-Пуна-Му.

Авель Тасман послал на берег шлюпки, и они возвратились к судну в сопровождении нескольких пирог, в которых сидели туземцы. Дикари были людьми среднего роста, с жёлтой и тёмно-коричневой кожей, грубым голосом, чёрными прямыми волосами, перевязанными на макушке и украшенными белыми перьями.

Эта первая встреча европейцев с туземцами как будто предвещала дружеские отношения. Но на следующий же день, когда одна из шлюпок Тасмана подошла к земле, выискивая более удобную якорную стоянку, на неё напали семь туземных пирог. Шлюпка опрокинулась набок от толчка и пошла ко дну. Боцмана, командовавшего ею, ранили пикой в грудь. Из шести гребцов, четверо были убиты на месте, а двое уцелевших, поддерживая раненого боцмана, вплавь вернулись на судно.