Стремительный поток нёс омбу с большой быстротой. Дерево скользило по воде с такой скоростью, как будто оно приводилось в движение мощной машиной. Путешественники опасались, что поток будет тащить их с собой в течение нескольких дней. Но около трёх часов майор заметил, что корни омбу как будто стали цепляться за дно. Том Аустин сорвал длинную ветвь и стал тщательно промерять глубину воды. Скоро он сообщил товарищам, что дно поднимается. И действительно, через двадцать минут раздался толчок и дерево остановилось.
— Земля! Земля! — крикнул Паганель.
Концы обугленных ветвей зацепились за выпуклость дна. Никогда, вероятно, мореплаватели не испытывали такой радости, как наши путешественники. Мель здесь означала близость суши. Вильсон и Роберт первыми прыгнули в воду и выбежали на берег. Их приветствовал знакомый свист. Послышался галоп лошади, и сквозь темноту проступила высокая фигура индейца.
— Талькав! — вскричал Роберт.
— Талькав! — крикнули в один голос все остальные путешественники.
— Amigos![50]
— ответил индеец.Он поджидал путешественников на берегу в том месте, на которое его самого вынес поток. Подняв Роберта с земли, он прижал его к своей груди. Паганель бросился к нему на шею. Остальные путешественники, успевшие тем временем выбраться на берег, наперебой пожимали Талькаву руки, счастливые тем, что снова свиделись со своим верным проводником.
Отдав дань радости свидания, путешественники пошли вслед за патагонцем в сарай заброшенной эстанции. Там горел жаркий костёр, на котором жарились аппетитные ломти дичи. Путешественники обсушили платье и с жадностью накинулись на вкусное мясо. Только после того, как оно было съедено до последнего куска, они вновь обрели способность думать. Недавно пережитые опасности — огонь, вода, кайманы — показались им страшным сном.
Талькав в нескольких словах рассказал Паганелю историю своего спасения, которым он всецело был обязан Тауке. Паганель, в свою очередь, попытался объяснить патагонцу новое толкование документа. Понял ли индеец хитроумные доводы учёного? Навряд ли. Но он видел, что его друзья снова стали счастливыми, и этого было достаточно для него. Только исключительно мужественные люди согласились бы считать отдыхом часы, проведённые на омбу. Тем не менее наши путешественники в восемь часов утра уже были готовы к походу. Эстанции и саладеро находились далеко на севере, и негде было приобрести или нанять лошадей.
Следовательно, приходилось продолжать путь пешком. Впрочем, осталось пройти не больше сорока миль, и уставший пешеход всегда мог час-другой отдохнуть в седле на Тауке. За тридцать шесть часов можно было достигнуть берега Атлантического океана.
Оставив за собой затопленную водой низину, путешественники с Талькавом во главе бодро зашагали вперёд. Необозримые пространства были покрыты густой травой. Изредка встречались группы деревьев, искусственно насаженных европейцами. Но культурных насаждений было очень мало, а дикорастущие деревья можно было встретить только на границах прерии, вблизи мыса Корриентес.
Так закончился этот день, в течение которого отряд прошёл пятнадцать миль. Назавтра, задолго до конца дня, путешественники почувствовали близость океана. Вирацон — морской ветер, дующий во вторую половину дня и ночи, — пригибал к земле высокую траву. На тощей почве стали появляться редкие акации, кусты кура-мамеля. Несколько лагун с солоноватой водой блестели на солнце, словно осколки разбитого зеркала. Они удлиняли путь, так как приходилось огибать их.
Путешественники ускорили шаг, чтобы до наступления ночи добраться до озера Саладо, на самом берегу океана. К восьми часам вечера, когда показались первые песчаные дюны, все очень устали. Вскоре до слуха путников донёсся рокот волн.
— Океан! — вскрикнул Паганель.
— Да, океан, — ответил Талькав.
И обессиленные люди, только что с трудом волочившие ноги, карабкались теперь на дюны вышиной в двадцать сажен с поразительной лёгкостью. Ночь уже наступила. Напрасно взоры, устремлённые на море, пытались пронизать темноту. «Дункана» не было видно.
— И тем не менее он здесь! — сказал Гленарван. — Он ждёт нас!
— Завтра увидим, — ответил Мак-Набс.
Том Аустин попробовал окликнуть невидимую яхту, но не получил ответа.
Дул сильный ветер, и по морю гуляли высокие волны. Ветер гнал облака на запад и доносил до самых верхушек дюн водяную пыль с гребней волн. Таким образом, если «Дункан» и находился поблизости, вахтенный матрос не мог услышать слабого крика с суши. На берегу не было никакого убежища для яхты: ни бухты, ни искусственного порта. Берег представлял собой песчаные отмели, далеко вдававшиеся в море. Отмели эти более опасны для судов, чем рифы. У отмелей море всегда особенно бурно, и беда кораблю, попавшему на них в свежий ветер, — гибель его неизбежна!