Дети Крылатого Змея

Он уже однажды давал слово. Или клятву? Или что там еще… и не помешала эта клятва избавиться от мамы. Так стоит ли…

— Не храбрись, девочка, — его дыхание пахло лилиями. — Ты ничего не сможешь сделать.

Наверное.

Он — не Джессемин, которую Тельма убила. И не раскаивается. Определенно, не раскаивается. Он не мальчишка приютский, вздумавший отобрать у нее медведя… и не банда городских, с которыми пришлось схлестнуться… эта драка не будет честной.

В ней не победить.

Но это не значит, что Тельма не попробует.

Она заглянула в желтые звериные глаза и улыбнулась: если все получится… пускай все получится… и тогда Зверь останется жив.

Мэйнфорд с ним.

Он бы назвал Тельму дурочкой. А еще напомнил бы, что она уже стояла на грани. И вообще война — мужское дело. А она лезет… не нарочно, но ведь лезет же.

Вдох.

И выдох.

Тельма ответила бы, что сама разберется. И вообще вряд ли у них что-нибудь получилось бы. Она не из тех, кого зовут замуж. Да и Мэйнфорд в роли примерного семьянина представляется слабо.

Ничего бы не вышло.

Роман.

Болезненный и долгий, замешенный на сексе, а потом — на чувстве вины и обоюдном одиночестве. Череда расставаний. Встреч. И попыток начать заново. Но… ничего бы не вышло.

А так у него будет шанс.

Он поймет.

Возможно.

Снова выдох. И глубокий медленный вдох. Сломанная рука отвлекает, но… ничего, Тельма справится, она задвинет и боль, и страх, и прочие ненужные эмоции.

Она не позволит навредить своему Зверю.

И все сделает быстро.

Здесь.

Там же время не имеет значения.

Как и то, что когти Тео пропороли кожу.

Плевать.

Вдох.

И ее ладонь нащупала бледную руку Тео. Накрыла. Легонько сжала.

Выдох.

Падение-полет.

Последний из полетов из яви в сон.

…темно.

…но Тельма больше не боится темноты.

Сыро.

Холодно… как же здесь холодно. И бледный огонь в камине не способен согреть. Пламя перекатывается, от камня до камня, и камни эти подергиваются беловатым налетом инея.

И худенький мальчишка засовывает в огонь руки, но не получает и капли тепла.

— Что ты натворила? — он оборачивается к Тельме.

Тео? Наверное, здесь у него другое имя, но человеческий язык слишком груб, чтобы совладать со всеми гласными правильно.

— Вытащи нас.

— Не получится, — Тельма садится на грязный ковер. — У меня больше не осталось сил.

Она чувствует, как истончается нить, привязывавшая ее разум к телу.

Она уже тоньше волоса.

Она…

— Ты не понимаешь, что натворила!

Лицо мальчишки искажает злоба. Не все альвы одинаково прекрасны… пускай.

— Это твой дом?

Он смеется хриплым заливистым смехом:

— Это наш дом, глупая женщина… теперь это наш дом до скончания времен…

…что ж, кое в чем он прав. Время здесь течет иначе. И впереди их ждет вечность. Вечность наедине с тем, кто тебя ненавидит, — не самый лучший жизненный выбор. И мелькает предательская мысль: а вдруг бы все-таки у них получилось?

…он почти успел.

Зверь шел по следу и менял тело, а Мэйнфорд не противился переменам, осознавая, что в новом обличье у него будет больше шансов вернуться.

…буря нарастала.

Там, наверху.

Мэйнфорд слышал голоса ветров сквозь каменную толщу, а будь его желание, он бы и увидел, что черные клубящиеся тучи, что молнии, рожденные в столкновениях их. Телефонные столбы, которые ломались, будто щепки, и хлысты проводов, взлетавшие, чтобы обрушиться на каменные стены зданий.

Сами эти стены, слишком тонкие, чтобы защитить.

Чтобы даже устоять под натиском ветра.

Дамбу, разменявшую не одну сотню лет. Устаревшую. Ослабевшую. Она еще кое-как сдерживала реку, но щиты ее гудели от натуги. И сила, в них перекачиваемая, уходила в воду.

Изоляция повреждена.

И контуры размывает.

Кто-то понял это и связался с домом. Предупредил своих, чтобы спасались. И значит, вот-вот новость выйдет за пределы одной квартиры. Слухи расползутся стремительно, что опухоль. А следом… что? Паника? Толпы людей, потерявших разум, движимых одним-единственным желанием — спастись. Пробки на дорогах. Толчея. Вой и гнев. И оружие — единственным весомым аргументом.

Кровь, которую Нью-Арк примет с радостью.

Он должен остановить это.

Подняться над бурей.

Усмирить.

А разве Мэйнфорд способен на такое?

Да. Зверь знает. Медлить нельзя, а он, вместо того чтобы подняться — выход рядом, его нынешнее тело прекрасно ориентируется в хитросплетениях коридоров, идет по следу женщины.

Спасет одну — погибнут тысячи.

Десятки тысяч, когда дамба все-таки рухнет и потоки воды устремятся сквозь город. Они подхватят и машины, и людей, смешают воедино…

…его долг…

…есть еще время. С Острова сняли щиты, и значит, кто-то осознал, что один Остров — это далеко не Нью-Арк. Перенаправленной силы хватит на то, чтобы противостоять буре.

Минут десять.

Или даже пятнадцать.

В любом случае, за пятнадцать минут многое можно успеть.

Например, найти ее.

Его женщина выглядела изможденной и откровенно жалкой. Ей было больно и страшно, и Зверь заскулил, не представляя, как быть дальше. Он желал смерти тому, кто держал его женщину.

Был близок.

Слишком близок, чтобы убить.

Он успеет раньше. И хорошо, что Зверь понимал это, иначе у Мэйнфорда вряд ли получилось бы удержать его.

…один удар.