Дети Крылатого Змея

Пожалуй, вечером милую даму ждет острый приступ мигрени.

…но кто подчистил ей память?

И так аккуратно… вряд ли она сама поняла, что лишилась воспоминаний. Или не лишилась, но перевели их в разряд инициируемых? Отложенная память, которая восстанавливается по сигналу. И что выступит стартером?

Не Гаррет.

Нож?

Лилии? Клочок бумаги… имя? Гадать можно вечно, и Тельме повезло, что…

— Ваш приятель, — парень осмелился нарушить размышления. — Он закончил. Так я пойду… да?

— Иди, — разрешила Тельма.

Мэйнфорд спешил. Он еще не бежал, но почти. И Зверь в нем — его Тельма ощущала и на расстоянии — почти вырвался на свободу.

— Что…

Он остановился и зашипел, точно от боли. И куртка его задымилась.

— Стой!

Ее голос сорвался.

А Мэйнфорд и вправду остановился. Сдавил голову руками. Он стоял, пытаясь управиться одновременно и со Зверем, и с силой, которая почти вышла из-под контроля.

Только не здесь.

Заправка и огонь — плохое сочетание…

— Мэйни, — Тельма вцепилась в его воротник. — Смотри на меня… позволь мне помочь…

Его сила — феникс, возродившийся из пепла, — готова была расправить крылья, выплюнуть хлысты протуберанцев, вымещая бессильную ярость на этой земле. И что с того, что земля эта пропитана бензином, а воздух таков, что и искры хватит.

Этой силы было слишком много, чтобы Тельма справилась с нею сама.

— Успокойся, — она сделала знак парню, чтобы убирался, но он, отбежав, как ему казалось, на безопасное место, застыл. Уставился круглыми глазами. И к страху, к которому Тельма притерпелась, добавилось кисловатое любопытство. — Мэйнфорд, ты слышишь меня?

Он дышал хрипло. Судорожно.

И пытался управиться с огнем.

А растревоженный Зверь выл.

— Вы оба должны успокоиться, — если трогать огонь руками, то обожжешься. Это не правило, это скорее логичное последствие глупого поступка. И Тельма знает. И все одно гладит плечи Мэйнфорда, пытаясь не обращать внимания на боль.

Раньше его сила не пугала.

Казалась заманчивой.

Сладкой.

Но нельзя есть слишком много сладкого.

— Что бы ни случилось, мы справимся. Ты сам так сказал, — она старалась говорить очень спокойно. А заодно уж выкинуть мысли о заправке.

Огне.

И воздухе, пропитанном парами бензина.

О том, что им, пожалуй, Бездна ворожила, если до сих пор уцелели и заправка, и земля… и глупый паренек, что вытянул шею, пытаясь разобрать хоть слово.

— Послушай. Если ты взорвешь это место, то я погибну, — Тельма заглянула в желтые глаза. — Я понимаю, что у тебя нет особых причин меня беречь, но… мне как-то вот неприятна мысль о смерти. Я еще не все сделала…

Выдох.

Судорожный.

И желтизну глаз прорезывают серые нити. Взгляд становится осмысленным.

— Да и тебя тогда точно запрут. Без суда и следствия. А то и ликвидируют. Что тогда станется с городом?

— Кохэн…

— Влип. Я уже поняла. И ты ничем ему не поможешь, если сожжешь заправку. Понимаешь?

Мэйнфорд кивнул. И сгреб Тельму в охапку, уткнулся носом в волосы ее, застыл. Он хрипло дышал, а пламя, которое еще недавно готово было испепелить и ее тоже, улеглось.

— Вот так лучше, — Тельма закрыла глаза.

Стоило признать себе, что ей нравилось просто стоять, согреваясь коконом чужой силы.

— За что мне все это? — проворчал Мэйнфорд, прихватив губами прядь.

— Спроси богов… я тоже хотела бы знать.

— Не ответят.

— Тогда Бездну…

— Меня отстранили. По состоянию здоровья… отпуск…

— И к лучшему.

— Почему? — он потерся носом о макушку.

А ладони все одно ныли. Нежность — не то лекарство, которое справилось бы с ожогами второй степени. Ничего. Бывало и хуже. Боль… боль Тельма потерпит. Давно приноровилась.

— Потому что теперь ты свободен в своих действиях.

Похоже, подобная мысль в голову Мэйнфорда не приходила.

Глава 17

Мэйнфорд на звонок не ответил.

Правда, звонил Кохэн не в Управление, здраво рассудив, что там его будут ждать с распростертыми объятиями и парой блокирующих браслетов в придачу.

Охота началась.

Он понял это, выбравшись из дома через чердак, — следовало благословить эту странную привычку людей Старого Света, строить несколько домов под общею крышей. Там же, на чердаке, Кохэн обнаружил сундук с тряпьем, и переоделся. Измаранный кровью костюм он бросил здесь же: в квартире найдется изрядно улик, и еще одна не изменит общей картины.

…как его?

…когда?

Последнее, что он помнил, — солнце… нет, солнца не было, как и крыльев. Галлюцинация. Болезненный бред. Или, скорее, побочное действие лекарства, которым его накачали.

Где?

В клинике.

Кто?

На простые вопросы и ответы были просты.

Джонни.

Больше ведь некому. Они вдвоем остались: Джонни и Кохэн. Пустой коридор. Запертые двери. Разговор. И нестерпимое желание убить человека.

Откуда оно взялось?

Кохэн добрался до последней лестницы, приоткрыл люк, который, к счастью, не удосужились закрыть на замок. Прислушался.

Внизу было тихо.

Нет, откуда-то издалека доносились и вопли полицейских сирен, чьи-то крики, кажется, вой… еще немного, и улицы перекроют. Развернутся сети поисковых заклятий, благо в Управлении имеются образцы крови Кохэна. Да и… найти одного масеуалле в городе людей не так и сложно.

Он не убивал.

Не мог.