Читаем Дети лихолетья (сборник) полностью

Потом каким-то образом я оказалась в военном санитарном вагоне. И тут не повезло. И этот эшелон был разбит фашистскими летчиками. Кто успел – выпрыгнул из вагона, а кто не успел… Я оказалась в числе «счастливчиков».

Выпрыгивая из вагона, зацепилась за что-то, порвала платье. Выглядела не лучшим образом: скуластая, костистая, да еще в рванье. А в дальнейшем пути случалось всякое: шла пешком, ехала на повозке, в деревнях просила милостыню. Вновь оказалась в эшелоне, на сей раз с совершенно незнакомыми подростками из разных мест Беларуси. За пом нился мальчонка лет десяти с перебинтованной головой. Говорили, что он из Минска, что раненым его подобрали на железнодорожной станции. На некоторых остановках его выводили на перевязку.

С этой группой детворы я оказалась в середине июля 1941-го на эвакопункте при железнодорожной станции Саратова…

Эпопея с поездкой по дорогам войны завершилась в маленьком приволжском городке – Хвалынске.

В 1941 г. в школу я так и не пошла. Опять – невезение. А все из-за чрезмерного наплыва детворы. В детском доме не сумели подготовить первоклашек к первому сентября.

Хвалынск запомнился необыкновенной тишиной, красками и очаровательным по весне запахом. Разумеется, запомнился и детский дом. В первую очередь дружбой ребят.

С огромным желанием я приезжала в Хвалынск на встречу с однокашниками по войне. Была на встречах в 1980 и 1982 гг.

Война есть война, всякое бывало. Что интересно, меня раза два пытались взять из детдома местные жители, удочерить, но я категорически отказывалась, заявляя, что мне и в детдоме хорошо.

Я ждала маму, свою маму…

Но позади уже 1941, 1942, 1943 и 1944-й на исходе. И вдруг… Письмо!.. От мамы! От родненькой!.. Пришло второе письмо, третье. Я радовалась письмам, перечитывала их десятки раз, берегла, храня у изголовья кровати. Но когда приехала мама, случилось, казалось, невообразимое. Я не узнала ее, не бросилась в объятья. Эта встреча поначалу казалась трагедией. Думалось: «Не обманывают ли меня? Кто на сей раз передо мной?.. Не очередная ли, желающая меня взять на воспитание тетя?» Боялась покидать детский дом, друзей. Мол, уйду, а что дальше? – ни детдома, ни друзей, ни мамы. Мама беседовала со мной подолгу, в течение целой недели, вспоминала и рассказывала об отдельных моментах из моего детства…

Наконец-то, 20 октября 1944 г. маме выдали на руки справку, заготовленную, как оказалось, еще 12 октября, т. е. неделю назад. В справке указывалось:

«Выдана настоящая Сморовской Марине в том, что она с довольствия детского дома снята с 20 октября 1944 года, ввиду отъезда к матери в г. Минск».

Эту справку как самую дорогую реликвию я хранила десятки лет и привезла с собой в Хвалынск в 1980 г. на первую встречу детдомовцев войны[46].

Живи и помни: сад-изолятор № 43 г. Минска

Над землей занималось июньское утро. Шел третий день войны.

Пётр Васильевич Дыло после окончания медицинского института (1927 г.) возглавил сад-изолятор № 43, который находился по ул. Ямной (сейчас ул. Краснозвездная). Правда, сад этот был не совсем обычным, скорей специализированным. Здесь содержались и одно временно лечились дети, больные чесоткой и конъюнктивитом.

Пётр Васильевич спешил на работу. По радио объявили, что над Минском появились вражеские самолеты. А в яслях дети и дежурная медсестра Мария Иосифовна Адамович. Что она сможет сделать одна, когда налетят фашистские стервятники?

– Я с тобой, папа! – решительно заявила шестнадцатилетняя дочь Таня. – Мне все равно дома нет дела! – А ты куда? – спросил он у жены.

– В школу, – ответила Евгения Николаевна. – Со вчерашнего дня установлено круглосуточное дежурство. Сегодня моя очередь.

– Подождите чуть, – крикнула вслед Евгения Николаевна. – Послушайте, что я вам скажу. Помню, что еще в Гражданскую, выходя из дома, некоторые на всякий случай обменивались адресами. Все может случиться. Война есть война. Вдруг доведется раз лучиться на многие дни или даже месяцы. Куда писать? У меня есть несколько адресов здесь, в Минске и в Борисове. Запишите их.

– Тогда запишите и адрес моей подруги Ольги Кирик, – вмешалась в их разговор Таня. – Помните, мы с ней учились с четвертого класса. Вы еще дружили с ее родителями. А после переезда ее семьи в Нижний Новгород мы с ней начали переписываться. Вот адрес.

Думали ли тогда взрослые, что ребенок, каким-то невообразимым чутьем, принял единственно правиль ное на тот момент решение? Как пригодился им вскоре тот адрес…

Часов около одиннадцати утра первые бомбы посыпались на мирный город. Вздыбилась земля, вспыхнули пожары.


Пётр Васильевич Дыло


Пётр Васильевич Дыло с женой


Вблизи двухэтажного здания сада-изолятора был подвал. Едва успели перевести туда детей, как все вокруг загрохотало, загремело. Застонала земля, задрожали бетонные стены – это во дворе дома разорвалась бомба.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное