Но постоянно находилась тысяча других причин надавать мне тумаков. Не знаю почему, но я не нравилась окружающим людям. Вернее, до какого-то возраста я была просто уверена, что меня все любят. Ну как я могу вызывать отвращение? Но в один день ко мне внезапно пришло осознание, что это не так. Дети редко брали меня в игру, взрослые даже не трудились скрывать своё раздражение, а мама вместо заботы предъявляла ко мне кучу требований. Если я болела, то лечила себя сама. Потому что мать в этот момент старательно прикидывалась ещё более умирающей. «У тебя жар, Анечка? А я больна из-за переживаний о тебе! Как ты можешь так спокойно лежать, зная, что я не доживу и до утра?! Ты меня в гроб загонишь!» Далеко не сразу я распознала её подлое притворство. К тому времени я уже научилась со всеми бедами справляться сама, не посвящая в них маму. Так было проще.
Теперь, наверное, стоит рассказать про Льда. Я влюбилась в него с первого взгляда, когда он шёл с братьями мимо нашего колодца и крикнул: «Девочка, дай попить!» Я протянула ведро, но мальчишки дико засмеялись и убежали от меня, как от чумы, а я глупо смотрела им вслед и улыбалась. Второй раз наша встреча произошла на складе, где он попытался уговорить меня записать в тетрадь на полмешка моркови меньше, чем им выдали на самом деле. Конечно, я отказалась, поскольку знала, что за это меня побьёт не только мама, но и старый хрыч-председатель, а возможно, и другие соседи. Лёд долго-долго заговаривал мне зубы, но я не поддалась. И только потом заметила, что, пока мы с ним препирались, его братья сперли два кочана капусты. Вечером меня побила мама и председатель, кроме того, они лишили меня ужина на неделю.
Увидев на следующий день мои синяки, Лёд даже не извинился, а только заявил: «Впредь будешь внимательнее, это тебе урок!» Я ужасно рассердилась и захотела отомстить.
Боги! Как тяжело писать после долгого перерыва! И почему Тень, когда скрипит по бумаге своим карандашом, выглядит таким счастливым?!
Месть. В голове она всегда выглядит приятнее и слаще, чем в жизни. Тогда я была совсем мелюзгой, и единственный план, который пришёл мне в голову, заключался в том, чтобы понадкусывать все их припасы. Попискивая и задыхаясь от восторга, я представляла разочарованные лица пацанов, перебирающих овощи, а на каждом плоде – отчётливые следы от моих острых зубов! Даже если они захотят пойти к председателю, то никак не смогут доказать мою причастность, и потом, в списке правил нашей коммуны нет запрета надкусывать чужую еду: воровать, поедать и уничтожать – да! Но вот пробовать? Я даже список правил специально пролистала накануне. У меня просто голова шла кругом от собственной смышлёности.
Дождавшись, когда мальчишки уйдут из дома, я прокралась в их дом через оставленное открытым окно. Но то, что я увидела, совершенно перечёркивало мой восхитительный план! Само жилище Льда было намного целее и обустроеннее, чем наш с мамой ветхий домишко, но боги, как же там было грязно! Прямо на полу лежали гнилые овощи вперемешку со свежими, толстый слой пыли и липкого налёта покрывал практически все поверхности, а под потолком болтались липкие ленты, сплошь усеянные дохлыми мухами. И тюки каких-то тряпок, деталей, обломков, сваленных в кучи то там, то здесь. Даже умирая от голода, я бы сроду не стала подносить их припасы ко рту, это же верная смерть от кишечной хвори. Я нерешительно топталась на пороге, совершенно не в силах придумать иную месть. Да жить в таком доме – это уже ад. Почему они не прибираются? Разве им не противно? Я двумя пальцами подняла со стола грязную ложку, а после брезгливо отшвырнула. Внезапно со двора раздались мальчишеские голоса – как же быстро они вернулись! Я опрометью кинулась к огромному шкафу и еле успела втиснуться между грудами шмотья, притворив за собой дверцу, которая больно прижала мне палец. Сквозь щель я смогла разглядеть, как эта троица нерях ввалилась в комнату, волоча за собой какие-то провода. Я не знаю, какие имена им дали родители при рождении, но все называли их Чудик, Молчун и Лёд. Первый вечно грыз разные предметы – железяки, палки, камни. Второй был немым с рождения. А третий, самый щуплый из всех, порой внезапно замирал и неподвижно стоял по несколько минут, уставившись в пустоту перед собой. Иногда я жалею, что отучила Льда от этой привычки.