Дети Мёртвого Леса

«Ты сделала это со мной?»

Шельда молчит. Но, вместе с тем, Хёнрир отчетливо чувствует магию, которая вспыхивает между ними. Барьер? Она боится его, пытается защищаться.

Значит, он прав?

Хёнрир вытаскивает из-за пояса топор, неуклюже наклоняется, стараясь не упасть, кладет на пол, выпрямляется, показывает руки. Он безоружен и не собирается нападать. Это смешно, на самом деле, даже с оружием против Шельды у него нет шансов. Против ее магии. Это так — показательный жест.

Но все, что он хочет — узнать правду.

— Я только хочу понять, Шельда, — говорит он. — Что мне делать?

Она молчит. Хёнрир слышит только ее напряженное дыхание, чувствует силу, которая клубком сворачивается в ней. Ударит сейчас?

— Я не спрашиваю — за что, — говорит он. — Это я отлично понимаю. Я тварь. Но только хочу понять: ты можешь говорить с Лесом?

— Ты хочешь, чтобы я попросила Лес вернуть тебе все назад? Хочешь вернуться?

— Нет, — Хёнрир фыркает. — Я как-нибудь обойдусь и сам. Дело не во мне, — он чуть сдвигает швабру, и один, небольшой шаг вперед, осторожно. — Но если ты действительно что-то знаешь, то, может быть есть способ остановить его? Бессмысленно убивать тварей, на место одной — придут сотни. Бессмысленно убивать меня. Ты отомстишь, но это ничего не изменит. Лес все так же будет желать крови, день за днем. И все так же захватывать новые земли. Но может быть, есть другой путь?

— Нет… — говорит Шельда почти испуганно.

— Почему? Кто он тебе?

Шельда всхлипывает.

— Тьют? — говорит Хёнрир.

Слышит, как она отступает на шаг, к столу, задевая… и что-то падает, катится по полу. Она всхлипывает снова.

— Он твой брат, — тихо говорит Хёнрир.

* * *

— Семьдесят, — говорит она. — Я прожила с Норагом без малого семьдесят лет.

Шельда сидит на табуретке и, кажется, плачет. Голос чуть дрожит.

Хёнрир стоит, прислонившись плечом к стене. Можно бы сесть, но стула он сейчас не найдет. А Шельда…

Она плачет.

Семьдесят лет назад она вылечила раненного йорлингского солдата… да так и осталась с ним. Бросила службу в храме, уехала из жаркой Барсы в Йорлинг, а потом и вовсе на самую границу с Лесом.

— Я не хотела, — говорит она. — Я думала забыть об этом навсегда. Весь ужас… Думала, можно сбежать от этого. Там, за морем, другая жизнь… но так вышло. Он солдат, и он должен был возвращаться, должен был ехать туда, куда его посылают. Долг слишком много значил для него, больше, чем личное счастье. Но я не могла отпустить его одного. Не могла потерять.

Столько лет…

Шельда знала, что это закончится, люди не живут вечно… так долго они не живут. Она давно уже выглядела как дочь рядом с ним, едва ли не внучка. Последнее время ему было неловко обнимать ее на людях, косо смотрели. Впрочем, в свои девяноста три — он оставался все еще высоким, крепким мужчиной, который все так же уверенно держал оружие в руках, который сражался на стенах наравне с молодыми. Он был рядом с ней. Но он человек, а люди не вечны…

За эти годы она так привыкла к нему, и теперь совсем не представляет, как жить без него.

— Я так ненавидела тебя, — говорит Шельда. — Ты убил человека, который был мне так дорог, которого я любила. Часть меня умерла вместе с ним. Сердце разорвалось на части. Я хотела твоей смерти. Хотела справедливости.

— Почему не убила?

Шельда долго молчит. Тихий шорох платья… мнет пальцами? Не может решиться?

— Сначала я была уверена, что ты умрешь, — говорит она. — Когда я оставила тебя там, в Красной Пади, ты едва дышал, истекал кровью, все кости переломаны едва ли не в кашу. Хёнрир, я была уверена, что выжить невозможно. У тебя больше не осталось силы, ты не мог… А добить тебя, значило бы дать быструю смерть…

Хёнрир улыбается.

— Добрая девочка, — говорит он.

— Ты убил моего мужа! Лучшего из всех людей, которого я знала… Я…

— Шельда, подожди, — он морщится, поднимает ладонь, останавливая ее. — Я вовсе не осуждаю тебя. Я отлично понимаю, как тяжело терять близких и как сильно можно ненавидеть убийцу. Это нормально — желать мучительной смерти своему врагу. Не выжить, если оставлять зло безнаказанным. Но дело не в том… Прости, но когда такие, как ты, говорите о мире, любви, справедливости, о том, как ужасны твари, как недопустимо проливать кровь, как насилие категорически неприемлемо… о том, какие вы светлые и ранимые люди… Но все это ровно до тех пор, пока насилие не касается вас самих. И тогда сразу: «добить, значит подарить легкую смерть». Слушая тебя, я слышу Свельга, он поет об этом всю свою жизнь.

— Теперь ты будешь ненавидеть меня?

— Я? Зачем? — Хёнрир удивляется. — Я сделал то, что сделал и поплатился за это, вполне закономерно. Кровь за кровь. Я не собираюсь оправдываться и, вернись все назад, поступил бы так же. И ты все сделала так, как должна. Но… ты меня бросила. И как же я выжил?

Шельда, кажется, утирает слезы.

— У Оддни овца убежала, они пошли искать овцу и нашли тебя. Спустя неделю. И ты был еще жив. Притащили тебя в деревню. Что мне было делать?

— Одно движение руки, и я бы тихо умер у тебя на руках. Ну, либо не тихо, а в страшных муках, если бы это тебя больше порадовало. Почему нет?