Дети Мёртвого Леса

Тонкая нить Леса тянется к ней, совсем близко. Осторожно, давая понять, что Лес не желает зла. Касается плеча. И тепло… Шельда чувствует, как тепло касается ее, немного силы — от Ильгара к ней, словно он гладит ее по плечу. «Не плачь, Шельда. Все будет хорошо. Ты должна быть сильной».

Светлячок — вспыхнул и погас. Капля силы, словно благословение.

— Шельда!

Эван. Он все же пошел за ней.

— Шельда… — говорит он тихо, из-за спины. — Я помешал, да? Прости…

— Нет, — она качает головой.

Уже все.

По щекам текут слезы.

Наверно, она даже рада, что он здесь. Ей нужен хоть кто-то… живой человек… просто человек, не имеющий отношения ко всему этому, стоящий в стороне. Она не может поделиться с Тьяденом — он ребенок, она не может объяснить все это Хёнриру сейчас. Да, Хёнрир поймет, но он — одна из сторон, у него свои интересы. Он часть той силы, которую Шельда должна остановить, и не может быть беспристрастным…

Эван — просто человек.

Она оборачивается.

— Все хорошо, — говорит она, и все же всхлипывает.

Эван подходит, снимает свою куртку, накидывает ей на плечи.

— Замерзнешь, — тихо говорит он. — Куда же ты выскочила так?

Она качает головой.

Он протягивает руку, помогая подняться, Шельда пытается сделать шаг, но спотыкается снова, снега по колено и внизу старая прошлогодняя трава.

Тогда Эван просто подхватывает ее на руки и несет к деревне. И только потом ставит на дорожку. Заглядывает в глаза.

— Как ты? — спрашивает он.

Тепло и неподдельное участие в его глазах.

В этом есть что-то совершенно безумное, неправильное.

Сейчас все равно кто она и кто он, просто человек, которому не все равно, который готов поделиться своим теплом… просто так.

— Шельда?

Она обнимает его, уткнувшись носом в его плечо. Он обнимает в ответ, ничего не говорит, просто гладит по волосам. Только: «все хорошо… все будет хорошо, Шельда». Так хочется ему верить. Не отпускать. Так хочется опереться на кого-то, почувствовать, что не одна. Даже если решение все равно придется принимать самой, но хоть кто-то рядом…

Шельда поднимает глаза.

Эван, чуть неуверенно, пытается улыбнуться ей.

— Как ты? — говорит он.

— Хорошо, — она прижимается к нему крепче. Так благодарна, что он пришел за ней.

Эван улыбается, осторожно убирает прядь волос, которая выбилась ей на лоб. Проводит пальцами по щеке. У него жесткие, грубые пальцы, но это все равно приятно.

Он так смотрит…

А потом касается губами ее лба… так, словно это вопрос.

— Шельда…

Его руки… одна ладонь у ее щеки, он чуть поглаживает большим пальцем… другой ладонью прижимает ее к себе. И дыхание сбивается.

Может быть, это неправильно, но уже не важно сейчас.

Шельда сама тянется к нему губами. И он целует, не раздумывая, горячо и безумно отчаянно, словно бросаясь в пропасть. Без слов. Сейчас нет сил ничего объяснять. Они просто нужны друг другу. Им обоим нужно немного любви и тепла. Слишком темен мир вокруг…

Сейчас. Все остальное не важно.

Просто почувствовать, что она еще жива, что ей есть ради чего сражаться за этот мир. Что она нужна кому-то. Если сила питается от любви — она может не только брать, но и отдавать, меняя все рядом с собой…

Его горячие губы… его пальцы нетерпеливо сминают ее платье под курткой, пока не пытаясь пойти дальше, но…

— Шельда… — его голос становится хриплым, чужим.

Эвану тоже страшно сейчас. От его жизни почти ничего не осталось, и это попытка ухватить последнее. Капельку счастья.

— Я тебя никому не отдам, — говорит Шельда шепотом. — Никаким тварям!

Он вздрагивает, чуть отстраняется от нее.

— Нет, — говорит неожиданно серьезно, — не надо.

И хмурится.

— Я могу, — не понимает Шельда. — Я укрою. Лес отпустит тебя.

Он хмурится еще больше.

— Не надо, Шельда, — говорит он. — Если что-то пойдет не так, пострадают мои дети. Я не хочу этого. Не хочу рисковать.

— И твоя жена?

Он поджимает губы, смотрит на нее почти с тоской.

— И моя жена, — говорит, наконец.

— Ты ее любишь?

— Разве это имеет значение?

Он не рассчитывает увидеть ее снова. Не рассчитывает остаться живым.

— Наверно, не имеет… — тихо говорит Шельда.

Он качает головой. Отпускает ее, отступает на шаг. Почему? Он ведь хотел этого сам.

— Прости, — говорит Эван. — Не стоило. Давай пойдем в дом, а то холодно.

Холодно, теперь он в одной рубашке.

Оглядывается. Там, на крыльце ее дома стоит кто-то. Тьяден? Ждет их. Надо идти.

Немного обидно, но все, наверно, правильно.

— Пойдем, — говорит Шельда.

Эван кивает.

Они идут, рядом. Он все это время молчит, только смотрит под ноги.

И только перед самым крыльцом…

— Она не ждет меня, — говорит Эван.

— Что?

— Моя жена, — говорит он. — Она обрадовалась, сказала: «наконец-то, хоть твари сожрут тебя, и я стану вдовой, смогу выйти замуж снова». Она устала меня ждать, жить одна. За последние годы я почти не был дома, прихожу и сразу ухожу, на несколько месяцев. Она сказала — уже не помнит, как я выгляжу. У нас с ней два сына и дочь, а третьего сына она родила от другого. Она не ждет…

— Ты ненавидишь ее?

— Не знаю, — говорит Эван. — Когда только узнал — да, я был готов убить ее, чуть не убил… Теперь, наверно, я ее понимаю. Так жить невозможно.

Они идут…