Дети Морайбе

– Кулаап согласилась предоставить мне эксклюзив. А ты даже на ее языке говоришь – думаю, это поможет ей раскрепоститься. – Марти делает паузу, его лицо серьезно. – Я придумал хороший сюжет. Кулаап не дает интервью кому попало. Когда Лаос катился в пропасть, я выпустил кучу хвалебных репортажей про нее, сделал ей хороший пиар. И вот теперь – услуга за услугу. Смотри не облажайся.

Я мотаю головой:

– Нет-нет! – Касаюсь сложенными ладонями лба. – Я не облажаюсь. – И повторяю благодарственный жест.

Марти смеется:

– Ну их, эти церемонии. Дженис тебе яйца отрежет ради роста котировок, но мы-то с тобой в одном окопе. А товарища надо выручать, верно?

* * *

Утром я готовлю френч-пресс крепкого кофе со сгущенкой, варю суп из рисовой лапши, добавляя в него проростки фасоли, острый перец и уксус, разогреваю багет – хлеб я покупаю во вьетнамской пекарне в нескольких кварталах от моего дома. Из стереонаушников льется музыка Кулаап, новый микс от «DJ Dao». Я сажусь за кухонный столик, наливаю в чашку кофе и включаю планшет.

Планшет – удивительная штука. В Лаосе газета – это все еще газета, она материальна, стабильна и заполнена исключительно официальными новостями. В нашем Новом Священном королевстве настоящие новости поступают не из газет, телевизоров, мобильных телефонов или ушных вкладышей. Не получите вы их и с сайтов, если сомневаетесь, что сосед в интернет-кафе не заглядывает вам через плечо, или что в зале не присутствует сотрудник тайной полиции, или что владелец заведения не назовет ваше имя, когда спросят, кто это через его рабочую станцию коммуницировал с внешним миром.

Настоящие новости вам расскажут шепотом; их правдивость будет зависеть от степени вашего доверия к шепчущему. В родстве ли он с вами? Давно ли вы его знаете? Не из корысти ли он делится сведениями?

Отец и его приятели-однокашники друг другу верили. Еще он верил кое-кому из студентов. Думаю, этим и объясняется приход полицейских. Кто-то из однокашников или студентов шепотом рассказал новости своим чиновным друзьям. Может, это Инта Чак, а может, Сом Ванг. Или кто-нибудь еще. Нельзя теперь заглянуть во мглу прошлого и разобраться, с какой стороны к нам пришла беда.

Впрочем, едва ли это важно. Такой уж была карма у моего отца – попасть под каток. Но еще до того, как весть об отцовской деятельности добралась до чиновных ушей, лаосское телевидение и «Вьентьян таймс» прекратили правдивое освещение событий. И как следствие, в тот день, когда отец вернулся домой с лицом, в кровь разбитым дубинками, нас заваливали репортажами о трех тысячах школьников, спевших нашему священному монарху национальный гимн. Пока отец метался от боли в горячке, газеты трубили, что с Китаем заключен договор об утроении годового дохода провинции Луангнамтха и о том, что гидроэлектростанция Нам Тхеун теперь выручает двадцать два с половиной миллиарда за продажу электроэнергии Таиланду. И ничего про кровавые дубинки, про убитых монахов, про горящий «мерседес», несомый рекой к Камбодже.

Настоящие новости крались на кошачьих лапах, пробирались в наш дом в полночь, пили с нами кофе и ускользали, прежде чем тишину разрывали петушиные крики. В темноте, в сигаретном дыму я узнавал, что исчез Вилафон, что мистера Саенга «предупредили», избив его жену. Правдивые новости были слишком опасны, чтобы делиться ими прилюдно.

Здесь, в Америке, моя страница пестрит баннерами новостных каналов, мерцает видеоокнами, засыпает меня сообщениями с широкополосного доступа. Это водопад информации. Когда я открываю мои персональные страницы, на них появляются мои каналы с приоритетным размещением категорий и тегов. Тут и «Новости Меунга»[121], и блоги лаосских беженцев, и переписка в чате с близкими друзьями из Таиланда, и сайт американского колледжа, где я обучался по гуманитарной программе.

На второй и третьей страницах я держу общие новости, а также «Майлстоун», «Бангкок пост» и «Пномпень экспресс». Впрочем, к тому моменту, когда я определился с собственными предпочтениями, мне уже не хватало времени кликать по контенту, который эти солидные агентства новостей предлагают мифическому типичному читателю.

Уж всяко я лучше знаю, что́ мне хочется читать, и с помощью клавиатуры и сканера тегов докапываюсь до репортажей и дискуссий, которые менеджерам новостных агентств и в голову не придет продвигать. Пусть и не дано мне проникнуть в черную дыру, зато я могу скользить вокруг, добывать сведения с ее кромки.

Я набираю в поисковиках «Вьентьян», «Лаос», «лаосец», «Хамсинг», «китайско-лаосская дружба», «Корат», «Золотой треугольник», «независимость для хмонгов», «ЛНДР»[122], имя отца… Вообще-то, эти блоги читаем почти исключительно мы, беженцы от Мартовской чистки. В основном потому, что все мы жили в столице и шепотом обменивались слухами. Теперь публикуем слухи в Сети и включаемся в списки рассылок, вместо того чтобы собираться на тайные кофепития. Но это, в сущности, одно и то же. Теперь мы семья. Другой ни у кого из нас нет.