А что же я? На каждого, кто бесчинствует возле моей студии, приходится тот, кто зажигает свечу и молится мне. Я Дева Мария, ласково дарующая отпущение грехов, и я же – лютая Кали, обрекающая своих рабов пожарам и разрушениям. И при этом получаю на десять миллионов долларов меньше, чем платили престарелой хромой утке на пике ее карьеры, хотя зрителей у меня вдвое больше.
Меня имеют как хотят!
Загорелось здание через улицу: валит дым, огонь лижет окна. Вроде там какое-то книжное издательство. И что мешало хозяевам вложиться в более надежную защиту от вандалов? Слепыми надо быть, чтобы не видеть, как это дерьмо созревало годами.
Само собой, из-за беспорядков нью-йоркская полиция не может добраться до места происшествия. Перетрусивший мэр все еще отказывается объявить чрезвычайное положение. Наверняка этот подонок надеется, что следующей жертвой погромщиков станет наш небоскреб.
Не бывать по-твоему, урод! У нас защита что надо!
Улыбаюсь в камеру:
– Наш следующий сюжет – закон и порядок в Нью-Йорке. Неужели мэр-демократ намеренно дает погромщикам разгуляться? В прямом эфире мы видим горящее здание на Авеню-Америк, четырнадцать девяносто два, напротив нашей студии. Вместе с вами мы наблюдаем, как пламя выплескивается из окон: люди разбивают их офисной мебелью, пытаясь выбраться.
Моя панель – отменный греческий хор – сопровождает репортаж.
Глен Джейкобс:
– Почему бездействует власть? Вот что мне хотелось бы узнать.
Фиона Салазар:
– У федерального правительства нет ресурсов, чтобы реагировать на каждую чрезвычайную ситуацию…
– Это проблема штата, а не федеральная…
– Вот к чему привело снижение налогов.
Лена Пай:
– Вы уверены, что беспорядки на улицах вызваны снижением налогов?
– Определенно, это зависит от штатов…
– Полицейские не получили надлежащей подготовки!
– И что, мы будем просто смотреть, как это зверье сжигает страну?
Новые кадры с горящим на противоположной стороне улицы небоскребом, их посыл предельно ясен: теперь каждый сам за себя. Правительство робко стоит в сторонке, позволяя миру заниматься самосожжением.
Мы показываем поход Ополчения свободы к столице. «Восстань и борись за свободу!»
Множество американских флагов. Тьма парней с оружием. Уйма повешенных чучел, изображающих президента.
Вдруг раздаются выстрелы, и толпа разбегается. Конечно же, наши рейтинги взлетают.
– Участники марша под лозунгом «Восстань и борись за свободу» подверглись нападению на подходе к столице нашего государства. Очевидно, что между мирно протестующими и вышедшими на акцию контрпротеста завязалась перестрелка. Еще в семи городах бунтовщики продолжают провоцировать столкновения с полицией; возможно, их действия скоординированы.
Я одариваю аудиторию улыбкой – серьезной, уверенной, авторитетной, и это притом, что из разных городов поступает все больше репортажей о конфликтах. Огонь и дым, растрепанные люди с дикими глазами, буйство. Наш посыл: улицы заполнились дерьмом и смрадом, как при прорыве канализации.
– Поступили свежие новости, прямо из наших студий. Как это ни печально, хаос захватывает все новые территории. В настоящий момент горят два небоскреба на Авеню-Америк, квартал четырнадцать два ноля.
Уже во втором фрагменте передачи озвучивается этот адрес – я ворошу муравейник. Запускается реклама, и я слышу, как толпы на улицах разбиваются о шеренги полицейских, применяющих слезоточивый газ, дубинки и резиновые пули. Смутьяны растерзали бы меня, если бы сумели прорваться через установленные Донованом сверхпрочные двери. Жалко, нет у нас балкона, а то бы я помахала с него протестунам, – мол, у меня все в порядке и я вас по-прежнему обожаю.
Приближается Соня, вручает мне чашку кофе. Мы прихлебываем и наблюдаем за происходящим снаружи. На другой стороне улицы два гигантских костра. Кто-то ухитряется вывесить из дымящегося окна транспарант. Я нацистка? Или это они за нацистов? Ни хрена не разобрать.
– Их стойкость заслуживает уважения. Чего не скажешь об умении рисовать буквы.
– На улицах получше, – говорит Соня.
Она выводит на свой телефон снимки с передовой. Вопящие женщины с дредами. Смуглые мужчины с платком на лице. Изобилие пирсинга и псевдоплеменных татуировок, как в старых фильмах о Безумном Максе. Я показываю пальцем: чернокожая женщина с проколотым носом и круглыми от бешенства глазами заходится криком.
– Давай ее используем.
– Приглянулась дубина, которой она размахивает?
– Шикарный типаж.
Подбегает Джамал:
– Свежие сводки по травмам!
– Излагай.
– Уже больше двадцати полицейских отправились в больницу. Пытались обеспечить проезд для пожарных.