Дети Морайбе

– Пароли от этого мобильника. Пароли от банковских счетов. Твой биткоин-кошелек. ПИН-код к охранной системе «Сигнал». Доступ к твоим соцсетям.

– Черта с два!

Мина пожимает плечами и поворачивается к двери.

– Схожу за ведрами.

– Стой! Чтоб тебя! Подожди!

Мина задерживается. Хослов вопросительно изгибает бровь:

– Итак?

– Если отдам то, что вы требуете, отпустите меня?

– Разумеется, – отвечает Хослов. – Мы бюрократы, а не прирожденные убийцы. Впрочем, – поправляется он, – Мина еще только учится.

И Тревин раскалывается. Мина записывает информацию.

– Проверка займет несколько минут, – говорит она наконец.

За ней затворяется дверь, и мужчины остаются наедине в плесневом желтом свете. Жужжит кондиционер. Он проработал много лет, основательно засорился. Хослов добыл его наверху в одном из своих мародерских набегов, когда собирал всякий хлам, которым потом заполнились лестничные клетки и коридор. Мина это называла стадией фортостроения. Спрашивала: «Ты что, шестилетний ребенок, чтобы сооружать крепость из одеял?» Амосу сравнение понравилось – тогдашняя возня доставляла ему поистине детскую радость.

Тревин ежится, ему холодно. Запрокинув голову к окутанному тенью потолку, Амос курит и глядит, как вьется дымок, отбрасывая собственные тени.

– Ты правда веришь, что не будет последствий? – спрашивает Тревин.

– А почему бы не верить?

– Ты совершаешь преступление.

– Преступление? Да. Вот он я, сижу перед вами. Самый настоящий преступник. Хотя… точно такими же делами я занимался во внутренней безопасности. И тогда они не считались криминальными, верно? – Амос пожимает плечами. – Иногда я прямо-таки теряюсь. Крат остался без бюро – как тут не растеряться? Начальства надо мной нет, и кто теперь поможет отличить хорошее от плохого? – Он берет задумчивую паузу. – Интересно получается: преступник – я, а сенатор – вы.

– Мне это интересным не кажется.

– У меня на родине вы бы точно были преступником. С помощью телешоу сеять рознь, стравливать людей… Собрать под свою руку погромщиков… – Он качает головой. – Мы бы уже давно сослали вас в Сибирь. Или отравили. Не позволили бы вам существовать.

– Значит, мне повезло, что я живу не в диктатуре.

Хослов вонзает в него жесткий взгляд:

– Всем нам повезло, что мы живем не в диктатуре. – Он с силой затягивается. – Но я опять же в растерянности. Моя родина – жуткое место, и все же она выглядит почти нормальной, когда речь идет о смутьянах вроде вас. Так называемая цивилизованная демократия определенно свихнулась, если позволяет вашему брату процветать. Вы каждый день красуетесь в телешоу. Каждый день поливаете грязью соотечественников: эти американцы – враги, эти – предатели, а эти смогут забрать оружие только из моих мертвых рук. Вы призываете к революции. – Он вздыхает. – Приобретаете деньги и голоса избирателей, заставляя одних американцев ненавидеть других. Вот гляжу на вас и поневоле задумываюсь: а не слишком ли я чужой для этой страны? Она мне нравится, но я ее не понимаю. В голове не укладывается, как может выжить государство, где лидерам позволяется возбуждать ненависть между гражданами.

Возвращается Мина.

– Ну что?

– Подтверждается. Его биткоины теперь у нас. Я скопировала его сетевые ресурсы вместе с контактами, текстами и почтовыми адресами. Есть кое-что новенькое, но в основном та грязь, которую ты ожидал. Вполне стандартный набор. – Мина поднимает телефон Тревина, на экране фото юной женщины. – Он часто нанимает девочек, и у него много офшорных счетов, а пополняют их… Уверена, он запоет. – Мина вздыхает. – Затрудняюсь сказать, чем я больше огорчена: его торговлей голосами или тем, что людей беспокоит только возраст этих проституток.

Тревин молчит, но у него бегают глаза.

– Похоже, они достаточно молоды, – говорит Амос.

– Да, вполне.

– Ну что ж… – Амос тяжко поднимается на ноги, сдерживая стон, – очень уж болят суставы. – Похоже, сенатор, наша встреча подошла к концу. Но не думайте, что на этом все. Мы будем время от времени обращаться к вам за помощью. За что-то проголосовать, где-то выступить с речью. Необременительные для вас, но важные для нас нюансы. И конечно же, вы никому не расскажете о сегодняшней встрече. Надеюсь, вы не обидитесь из-за повязки на глазах? Всяко лучше, чем снова вас усыплять.

* * *

Неделю спустя Амос и Мина сидят за складным столиком в офисе, заправляются сычуаньской едой.

Пищит ноутбук. Девушка смотрит на экран и хмурится:

– Говорила я тебе, что он настучит.

Хослов вздыхает:

– Это искупительный бизнес. Приходится давать людям шанс.

* * *

Через несколько дней в Майами Тревин поднимается в гостиничный пентхаус, входит в свой номер и обнаруживает, что Хослов ждет его в кресле у окна во всю стену – этакая обрюзгшая тень. Тревин ведет себя спокойно. Он моложе, крупнее и сильнее Хослова. И у него пистолет.

Конечно, у него пистолет. Мина отобрала один, но есть и другой. Плоский, черный, очень легкий, пластмассовый. С ним проходишь через охрану, не вызывая тревоги.

– Я знал, что ты заявишься, – цедит Тревин.