Дети моря. Трилогия

— Может быть, помнишь, Максимыч, был в трактире у Коновалова официант по прозвищу Шестерка… Такой большеголовый, лысый…

— Как не помнить, — отозвался дед.

— Так вот, этот Шестерка оказался при белых в тюрьме надсмотрщиком, а потом перебрался на Мудьюг, выслужился и свирепствовал страшно. Что только он ни творил — вспомнить жутко. Сколько он погубил наших! Летом он сбрасывал рубаху и ходил среди нас, работающих каторжан, в одной руке — плеть, в другой — револьвер. На груди у него татуировка — череп и кости. Должно быть, для того, чтобы еще свирепее казаться. Потому и прозвище у нас новое получил — Синий Череп.

С содроганием слушал я страшный рассказ Чижова. Трудно было в этот рассказ поверить. И в то же время я знал: Чижов не такой человек, чтобы врать и придумывать. Ребята, слушая, молчали.

— Так вот, этот Шестерка, этот Синий Череп… и застрелил у всех у нас на глазах капитана Лукина. Ни за что ни про что, самосудом, из злости. А сколько от его руки других погибло — не сосчитаешь!

Все подавленно молчали. Дед шарил по карманам, видимо, разыскивая трубку.

У меня вдруг сдавило грудь. «Так вот как погиб отец Оли Лукиной, — думал я. — Синий Череп… Синий Череп… Как это страшно!»

— Ну ладно, хватит унывать, — громко сказал отец Кости и присел ко мне:

— Что, идет на поправку? Ну хорошо… Я смотрел на этого небольшого ширококостного человека, похудевшего, но все такого же насмешливого и чуть грубоватого. Костя был очень похож на него.

— Вот и на нашей улице праздник! Не у всех, понятно. — Чижов кивнул на потолок, вверх, где жили Орликовы. — А вы клад искали, хорошую жизнь. Ее не искать, а завоевывать надо и потом строить! Ну, да вы всего добились, молодцы! Хорошо помогли…

Чижов помолчал, улыбаясь, потом спросил, обращаясь ко всем ребятам:

— Теперь вам, братки, только учиться. Все права! Советская власть этого для вас и добивалась. Хотите учиться?

— А как же! — серьезно, баском ответил Костя.

Ребята зашумели. Еще никто из взрослых не разговаривал с ними так серьезно и по-дружески.

— А на кого будете учиться? — спросил Николаи Иванович.

— На капитана, — застенчиво сказал Гриша Осокин. — Можно на капитана?

— Я механиком буду, — отозвался Костя Чижов. — И изобретателем…

— Дело! — сказал Костин отец. — Вот с осени в Соломбале морская школа откроется. Там вас многому научат. А кто захочет — в Москву или в Петроград можно. Ученье — это великое дело!

Морская школа для нас! Это уже было началом той жизни, о которой мы так долго мечтали.

Николай Иванович и Чижов попрощались с дедом Максимычем. Чижов весело подмигнул ребятам:

— А на грузовике, я думаю, вы не отказались бы прокатиться?

Тут поднялся такой шум и гам, что Николай Иванович, смеясь, даже закрыл уши ладонями, а наш старый кот Матроско в испуге вскочил на печку и с удивлением выглядывал из-за занавески.

Хотят ли ребята прокатиться на грузовике? Да кто же откажется от такого удовольствия! Ведь еще никому из нас никогда в жизни не приходилось кататься на автомобиле.

Ребята бросились во двор. И я схватился за шапку.

— А ты куда? — спросила мама. — Тебе еще рано на улицу. Можно только завтра, с понедельника.

Я был в отчаянии. Все ребята поедут на грузовике, а я должен сидеть дома!

— Сегодня тепло, — сказал Николай Иванович. — Мы его в кабину посадим.

Конечно, это очень здорово — ехать в кабине. Важно! Однако в кузове веселее. Все вокруг видно — и впереди, и сзади, и по сторонам. И кроме того, можно переговариваться с ребятами.

Я попросил, чтобы меня посадили в кузов.

Машина была старая, и шофер долго крутил рукоятку, пока, наконец, мотор не зафыркал. Грузовик тронулся, ребята покачнулись и в восторге засмеялись.

Мы выехали на набережную речки Соломбалки, и машина пошла быстрее. Костя стоял, держась за решетку кабины, и высоко держал свой красный флаг.

Перед мостиком грузовик остановился, пропуская лошадь с водовозной бочкой. В этот момент в кузов забралось по крайней мере еще человек десять соломбальских мальчишек.

С мостика машина понеслась по Соломбале с невероятной скоростью, какую только мог развить старый мотор.

Мы сидели, держась за борта кузова и друг за друга, и кричали. Но мы не слышали даже своих голосов. Весенний ветер шумел в ушах и уносил крики далеко-далеко.

По сторонам у домов мелькали красные флаги и на стенах — такие же красные полотнища со словами, которые мы повторяли: «Да здравствуют Советы!»

А навстречу, с теплым ветром и с возбужденными криками первых перелетных птиц, на Соломбалу наступала наша весна.

МОРСКАЯ ШКОЛА

Глава первая ГЕРОЙ ТРУДА

На первой весенней рыбалке дед Максимыч простудился и захворал. Болезнь свалила старика в постель, и это, конечно, было для него большим горем. Обидно лежать на кровати и прогреваться малиновым чаем, когда вода в речках спала и проходит самое лучшее время рыбацкого промысла.

Течение на Северной Двине и на Кузнечихе стало совсем кротким. Начались беломорские приливы и отливы: каждые четверть суток вода меняет свое движение — то вверх идет по реке, то вниз.