Дети моря. Трилогия

Скоро сам узнаешь в школе,
Как архангельский мужик
По своей и божьей воле
Стал разумен и велик.

— Думаешь, какой это «архангельский мужик»? — спросил Костя. — Знаешь?

Илько наморщил лоб, но ответить не мог.

— На букву «лы», — подсказал Костя.

— Ломоносов! — не удержался я.

Костя обидчиво махнул рукой:

— Вечно ты, Димка, суешься со своим носом!

Но, оказывается, Илько знал о нашем земляке Ломоносове. Ему рассказывал о нем Петр Петрович.

Подумав, Костя сказал:

— Я прочитал это стихотворение папке, а он и говорит: «Правильное стихотворение и изложено красиво, но только божья воля тут ни при чем».

— Это для того, чтобы складно было, — заметил я.

— Как тебе не складно, — возразил Костя. — Это, чтобы царские слуги пропустили стихотворение в книжку — вот для чего Некрасов тут бога и подпустил. Из хитрости. Потому что царь не любил, чтобы бедняки учились. А про бога он все любил читать.

Илько развязал свой мешок и стал укладывать в него подарки — одежду, тетради, карандаши, хрестоматию. Вдруг он словно что-то вспомнил. Произнес задумчиво и взволнованно:

— Тогда я говорил неверно. Русские — хорошие люди! Они любят ненцев. Об этом я расскажу в тундре.

— А Матвеева-то, кочегара с «Владимира», мы так и не разыскали, — сказал я. — Как бы нам его найти?

— Если он в Соломбале, мы обязательно его разыщем, — уверенно заметил Костя. — Вот только бы знать, какой он…

Илько раскрыл свою тетрадь:

— Вот он какой! Если встретите такого, значит, это и есть дядя Матвеев.

Кочегар с «Владимира», друг Илько, был нарисован карандашом во всю страницу тетради. У него было простое, открытое лицо, чуть насмешливые глаза смотрели прямо на нас.

— Не видал такого, — с сожалением сказал Костя. — Нужно у отца спросить, он многих соломбальских моряков знает.

— И у дедушки можно спросить. Мы его найдем, Илько. Пока ты будешь в тундре, мы его и найдем.

Илько осторожно вырвал из тетради страницу с портретом незнакомого нам Матвеева и передал Косте.

В рейс на Печору уходил пароход «Меркурий».

Илько распрощался с дедом Максимычем и с моей матерью, мы с Костей пошли его провожать. Мы хотели взять с собой Гришу Осокина и зашли за ним, но его дома не оказалось. Гришина мать сказала, что «он, бездельник, с утра где-то пропадает».

— Вот ведь какой! — укоризненно заметил Костя. — Вчера уговаривались, а тут он убежал куда-то. А потом будет кричать: «Ладно, ладно, не хотели взять!» Так ему и надо!

«Меркурий» стоял в Воскресенском ковше. Перед тем как отправиться в море, он должен был идти к Левому берегу бункероваться — грузить уголь.

На причале мы неожиданно встретили Николая Ивановича. С ним был какой-то незнакомый нам человек с чемоданом и кожаным пальто на руке. Николай Иванович сказал:

— Это, Илько, товарищ Климов, представитель Центрального Комитета партии. Он едет в те же места, куда и ты, по поручению Владимира Ильича Ленина.

Климов поздоровался с нами, а Илько спросил его:

— Вы видели Ленина?

Климов дружески улыбнулся:

— Видел и разговаривал с ним перед отъездом. Владимир Ильич просил меня узнать, сколько в тундре нужно учителей и врачей и в чем нуждается ваш народ. Он велел еще узнать, кто в тундре хочет поехать учиться в Москву. Мне поручено также организовать у вас тундровый Совет. Совсем другая жизнь будет теперь в тундре.

К «Меркурию» подошел буксирный пароход.

— Николай Иванович! — крикнул с мостика в мегафон капитан «Меркурия». — Отваливаем. Прошу пассажиров на борт!

Матросы убрали трап и перебросили швартовы с причала на палубу.

— Счастливого пути, Илько! — сказал Николай Иванович. — Приезжай к нам.

— Приезжай и зови других ребят! — крикнул Костя, когда Илько был уже на пароходе.

Буксирный пароход пронзительно свистнул и начал оттягивать нос «Меркурия».

— Сколько простоите у Левого берега? — спросил Николай Иванович у штурмана, стоявшего на корме.

— Недолго. В восемь вечера отход.

Буксируемый маленьким пароходом, «Меркурий» развернулся и медленно поплыл вверх по реке. Илько и Климов стояли на палубе и махали нам шапками.

— Хочется в море, — сказал Николай Иванович, глядя на удаляющийся пароход. — Давно не был в море.

— Почему же вы теперь не поступаете на пароход? — спросил я.

— Да вот, видишь, пока партия оставила меня в губкоме. Я уже рассказывал вам. А на будущий год обещают отпустить в плавание.

Мы пошли по набережной Северной Двины. Большая река была усыпана солнечными отблесками. Легкая дымка, гонимая южным ветерком, плыла над далекими песчаными островками.

По реке скользили катера и лодки. Вдали, в стороне Соломбалы, показался идущий с моря большой пароход.

— С полным грузом идет! — заметил Николай Иванович торжествующе. — Действует наш советский флот! Добро!

На углу мы распрощались с механиком и отправились в Соломбалу. Вдруг Костя хлопнул себя по лбу и сказал весело:

— «Меркурий» отойдет от Левого берега в восемь часов. Вот здорово! Мы еще проводим и увидим Илько!

— Опять в город поедем?