— Мы вас все-таки ловко обошли.
— Зато мы уже два рейса в Мезень сделали.
— А в Мурманске шторм был. И потом, Костя, мы донку ремонтировали. Самостоятельно!
Очевидно, это сообщение заинтересовало Костю. Однако он не хотел сдаваться и не стал задавать вопросов, а сказал серьезно:
— Хорошая практика. Я целую вахту у котла самостоятельно стоял. Кочегар даже не подходил к топкам.
Ни я, ни Илько полной вахты у котла не стояли. Лишь иногда кочегары разрешали нам пошуровать в топку уголь.
— На «Октябре» пар трудно держать, — сказал я и добавил задорно: — Это не то, что на вашем «Канине»!
Костя посмотрел на меня, усмехнулся, но промолчал.
Мы подошли к трамвайной остановке. Я снова начал рассказывать о нашем плавании. Но Костя перебил меня:
— Эх, ребята, я вам самого главного не сказал!..
Он замолчал, весь преобразившись, а глаза его заблестели. Я почувствовал, что у Кости действительно есть сообщить нам что-то особенно важное. Когда мы вошли в вагон, он торжественно сказал:
— Меня приняли в комсомольцы!
Я не знал, верить ему или не верить.
— Врешь! — по привычке и на всякий случай сказал я в надежде, что если Костя обманывает нас, то сразу же в этом сознается.
— Очень мне нужно врать! — ответил наш приятель независимо.
Мне все-таки не хотелось верить. Как же так? Костю приняли, а нас еще не приняли! Это было очень обидно. Почему Костя всегда и везде оказывается впереди нас?
— Кто тебя принял?
— На судне приняли. На комсомольском собрании мое заявление разбирали и приняли.
У меня вдруг возникла мысль. Я легко мог проверить, правду ли говорит Костя.
— Покажи комсомольский билет!
— Билета еще нету. Думаешь, его сразу и выдают, как примут? Членский билет я получу здесь, в городе. Зато мне уже комсомольскую нагрузку дали — судовую стенгазету вместе с машинистом Терешиным выпускать.
— И значок будешь носить?
— Конечно! А потом я вступлю в партию, — мечтательно сказал наш друг. — Но это еще не скоро. Когда восемнадцать лет исполнится.
— Ничего, — решительно сказал я, — мы с Илько тоже заявления подадим.
— У вас на «Октябре» есть ячейка?
— А как же! Павлик Жаворонков, радист, — секретарь. Нас примут.
— Ясное дело, примут, — согласился Костя.
Некоторое время мы ехали молча. Потом я спросил:
— Костя, а самое главное, что должен делать комсомолец?
— Понятно что: помогать партии большевиков, быть сменой… Я так и писал в заявлении: «Прошу принять меня в ряды Коммунистического Союза Молодежи, потому что я хочу помогать Коммунистической партии бороться за новую жизнь».
«Я тоже так напишу в своем заявлении», — решил я, — «помогать Коммунистической партии бороться за новую жизнь». И еще добавлю: «за социализм».
Мы не заметили, как проехали в трамвае через весь город. Быстро перешли через реку Кузнечиху по мосту.
Тут мы попрощались с Илько. Он пошел к себе в общежитие морской школы.
Вот она, наша Соломбала! Как будто здесь ничего не изменилось. И все же какой-то новизной веяло от этих знакомых берегов, от всех этих деревянных домов, от каждого деревца и кустика.
Впрочем, ничего не изменилось, пока мы были в рейсе. Но как изменилась наша Соломбала за три года, с тех пор как над ней всколыхнулись флаги Советской страны!
Со стороны лесопильного завода, который стоял на берегу Кузнечихи, доносился непрерывный веселый шум. Там опять бойко работали рамы — огромные станки для распиловки бревен на доски. У заводского бассейна мы видели большие плоты леса, прибуксированные с верховьев Северной Двины. По широкой деревянной мостовой на двухколесных тележках «медведках» лошади тащили стопы чуть желтоватых, пахнущих смолой досок.
Я вспомнил слова Николая Ивановича, сказанные им три года назад в губкоме партии: «Надо промышленность и транспорт восстанавливать, республике лес нужен для строительства…»
И вот лес есть! «Зеленое золото идет!» — такой заголовок я видел в губернской газете. Его будет еще больше, этого «зеленого золота», будет столько, сколько потребуется стране. Лесопильные заводы уже работают не только в Соломбале, но и в Маймаксе, Цигломени, на берегах Северной Двины выше Архангельска.
За мастерскими виднелись мачты и трубы морских пароходов, готовящихся в далекие рейсы.
На главной улице, недалеко от речки Соломбалки, строились два двухэтажных дома для рабочих завода.
— Отец говорил, что в этом доме мы квартиру получим, — сказал Костя, останавливаясь и хозяйским взглядом окидывая первый дом. — На втором этаже!
— И с нашей улицы уедете?
— Ясное дело, уедем. Теперь у нас комната одна, да и та маленькая. А тут квартира — две комнаты. Скоро переедем. Видишь, уже электричество проводят.
Действительно, два монтера навешивали на ролики новых столбов электрические провода.
— А у нас еще в прошлом году электричество провели. Костя, а ты будешь к нам приходить, когда переедешь?
— Конечно, буду. Пойдем скорее!
У заводского сада мы опять задержались. Когда я уходил в рейс, в ветвях берез едва заметно проступала робкая прозелень. Сейчас весь сад был зеленый. Маленькие ребятишки с детской площадки играли в саду.