На арену медленно выступила Саломея, которая вела за руку прекрасную девочку с распущенными волосами червонного золота. Ропот удивления и восторга волнами перекатился по амфитеатру.
— Сейчас прибежит большая, большая кошка, которая унесет нас к твоему отцу и к Тому доброму Иисусу, о Котором я тебе так много рассказывала, — говорила Саломея, выводя на середину арены девочку, которая с любопытством и детской наивностью посматривала по сторонам.
— Идущие на смерть приветствуют тебя, император! — возгласил «эдитор», когда Саломея и Мариам поравнялись с императорской ложей.
— Видишь, дитя мое, Божье оконце? — показала Саломея на солнце. — Оттуда теперь смотрят на нас добрый Иисус, Сын Божий, и твой покойный отец. Видишь, дитя мое, у нас злые римляне отняли наш Иерусалим, сожгли его, а у доброго Иисуса есть небесный Иерусалим, и Он зовет нас к Себе.
— Какая красота! Какое божество! — слышались голоса.
— Дай вырасти такому змеенышу, все мужья и юноши сойдут по ней с ума, — раздался визгливый женский голос.
Вдруг послышалось рыканье льва.
— Слышишь, дитя, это добрая большая кошка радуется, что сейчас понесет нас на небо, к твоему отцу, в небесный Иерусалим, — говорила Саломея, указывая на выскочившее из железной клетки чудовище.
Лев радовался, увидев свет, солнце, свободу. Долго просидев в мрачной тюрьме без движения, потеряв всякую надежду увидеть солнце, он теперь, вырвавшись из своей могилы, просто обезумел от неожиданности. Он увидел такое же синее небо и такое же горячее солнце, какое знал и любил в своей далекой, родной Африке. И ему, плохому мыслителю, показалось, что он уже у себя в Африке, среди пустынь и пальм Нумидии. Вот скоро увидит свою львицу, детенышей… И, подняв могучую голову к солнцу, он посылал ему приветственный гимн. Налюбовавшись на свое солнце, он стал метаться по арене, чтобы насладиться свободой движения, упругостью стальных мускулов своих могучих ног.
— Видишь, дитя мое, как играет добрая большая кошка, — говорила Саломея, с трепетом глядя на зверя.
Сделав еще несколько гигантских прыжков, чудовище вдруг остановилось. Лев только теперь заметил на арене Саломею и Мариам, и с удивлением уставился на них.
Весь амфитеатр с трепетом ждал, что будет дальше.
— Ах, зачем ты осудил ребенка, — тихо проговорил Веспасиан.
— Легионы требовали, она топтала твоего орла.
А лев, совершенно как кошка, припал к земле и, не сводя удивленных глаз с непонятного ему явления, бил метлой хвоста по арене, разметывая все стороны песок.
— Иди, мое дитя, к доброй кошке, — прошептала Саломея.
— А добрая кошечка не царапается, мама? — спросила девочка.
— Нет, моя крошка.
Девочка двинулась вперед. Вот-вот чудовище бросится и растерзает ребенка.
Но чудовище не бросалось. И вот разгадка: перед травлей людей четвероногих гладиаторов обычно несколько дней морили голодом, и потому, при выходе на арену, они жадно бросались на добычу. А у этого льва надсмотрщиком был тайный христианин, и вот он, узнав, что его узником будут травить христианскую женщину с девочкой, тихонько, по ночам, закармливал льва до отвала.
Зверь был сыт по горло, и ему хотелось только веселиться, играть на свободе. Он никого не видел, кроме беленького, маленького существа, которое само шло к нему.
«Играет со мной», — подумал сытый зверь, и подобно кошке стал ползком двигаться назад.
— Видишь, добрая кошечка играет, — сказала Саломея.
И лев, как бы поняв ее слова, вновь начинает прыгать из стороны в сторону, словно на самом деле заигрывает с девочкой.
Потом он снова прилег и совершенно по-кошачьи стал ползти на брюхе к девочке.
— О, Всеблагий! Прими с миром ее чистую душу, — сказала Саломея и в ужасе закрыла глаза.
Лев у самых ног девочки. Та стоит как заколдованная.
Что это? Неслыханное чудо! Лев лижет маленькие ножки!
Весь амфитеатр задрожал от криков и рукоплесканий.
Лев, оглушенный этим громом, вскочив, глянул на скамьи и галереи, наполненные народом, которого он прежде, казалось, не замечал, — и стремительными прыжками бросился в свою тюрьму.
— Увести их! — вдруг раздался повелительный голос императора. — Боги пощадили ребенка, но мы для них оставляем мать.
Сорная трава
Одна благочестивая мать, вместе со своими маленькими дочерьми, рвала в своем небольшом огороде сорную траву.
Работа шла быстро и весело, никто не замечал, как текло время, потому что кроме своей работы они были заняты рассказами матери о древних христианских подвижниках.
Перед окончанием работы младшая девочка окинула своим взглядом очищенное место, и ей стало жалко сорняков.
— Милая матушка, — сказала она, я не буду полоть всей этой гряды. Мне грустно смотреть теперь на наш огородик: тут так прекрасно расцветали и репейник, и анютины глазки, и клевер, а теперь все как будто мертво, и нечем мне полюбоваться.
Мать согласилась и уважила желание своей еще мало понимавшей дочери: полгрядки огурцов оставили покрытой сорными травами.