Дети ночных цветов. Том 2

«Есть ли в этом смысл?» – думал Грэнни, надираясь в баре, впервые за долгие годы. Да, он не был идеальным отцом для Майкла, но ведь и его отец не был в свое время образцом для подражания, тем не менее он вырос, нашел работу, создал семью. А Майкл? Что сделал он? Нет, Джон просто не мог обвинять своего сына в том, что он сделал. Виновными были кто угодно, только не Майкл.

Долгими вечерами Джон бродил по улицам, пытаясь отыскать друзей своего сына, но ничто не могло унять боль. Сначала он ненавидел тех, кто продавал Майклу наркотики, затем тех, кто научил его принимать их, и в конце концов его гнев устремился к самому себе – к человеку, который лучше всех знал Майкла, но не смог ничего заметить. Не смог или не захотел, не желая верить в то, что видели глаза, пока не стало слишком поздно. Сын ушел. Остались дочь и жена, но все это казалось слабым утешением. Ничего не могло стать, как раньше. Даже уговоры врачей, с которыми он жил по соседству, что если не хочет бросить пить ради себя, то пусть сделает это ради семьи.

– Семьи? Какой семьи? – спрашивал Джон и снова тонул в бутылке.

И сейчас, лежа во дворе Бадди Хоскинса, обливаясь кровью, он вспоминал своего сына и продолжал себя ненавидеть, пока не понял, что держит в руках то самое зелье, забравшее жизнь у Майкла. И неважно, что сын принимал в действительности. Главным было одно – сейчас у него в руках наркотик.

«Так вот, значит, как он подчиняет людей?» – думал Грэнни, продолжая вдыхать сладкий цветочный запах. Мир таял, разваливался на части, но вместе с тем росла и ненависть. Ненависть Джона, которая столько лет питалась его собственным телом, разрушая его. Но теперь эта ненависть нашла другой объект для своего обожания.

– Зелье! Чертово зелье! – Джон сжал пробирку в руке с такой силой, что стекло не выдержало, дало трещину, а затем лопнуло. Острые грани порезали Джону ладонь. В открытые раны попало зелье, зашипело, извиваясь змеей. – Бадди! – процедил сквозь зубы Грэнни.

Реальность то возвращалась, то снова оставляла его. Перед глазами была ночь, звездное небо, лицо врача, сказавшего, что сын его умер, лицо Бадди Хоскинса. Джон выбросил осколки пробирки на землю и, шатаясь, поднялся на ноги. Попавшее в кровь зелье и полученные раны снова швырнули его в пустоту, но он не собирался сдаваться. Добравшись до дома, он умылся и попытался заклеить рассечения пластырем. Жена проснулась, услышала шум воды и вошла в ванную.

– Ты что, снова подрался? – спросил она Джона. Он повернулся к ней, забыв о сломанном носе, и, глядя в глаза, попытался соврать, что все нормально. – Нормально?! – Норма всплеснула руками. – Да ты видел свой нос?!

– Нос? – Джон растерянно посмотрелся в зеркало. Да. Нос действительно выглядел кошмарно, да и остальные раны не переставали кровоточить. – Думаю, на этот раз придется ехать в больницу.

– Думаешь?! – Норма снова всплеснула руками.

«Неужели кто-то наконец-то смог надрать этому недотепе задницу?!» – пронеслось у нее в голове, однако злости в этих мыслях не было – скорее надежда, что это чему-то научит ее непутевого мужа. «Сколько еще можно шататься по барам и вливать в себя виски ведрами?!»

– Одевайся, – велела Норма. Джон покачал головой. – Не будь ребенком, это серьезно, это…

– Утром, – перебил он ее, выдерживая гневный женский взгляд. – Сейчас мне нужно поспать. Я все еще пьян.

– Пьян он! – буркнула Норма ему в спину, почувствовала сладкий запах цветов. – Постой! Это что? Духи? Джон!

– Да?

– Это что, женщина? Это все из-за женщины?

– Из-за женщины? – он разделся, откинул край одеяла. – Нет.

– Но…. – Норма снова принюхалась. Муж лег в кровать, закрыл глаза. Кровь скопилась в ранах, переполнила их, скатилась по щекам на подушку. – Джон! – она услышала его ровное, глубокое дыхание, легла рядом, но еще долго не могла уснуть.

«Драка, духи… Что дальше?!» – думала она, но не находила ответа. Можно было только ждать и надеяться, что утром все обойдется и Джон все объяснит. Хотя бы ради их дочери Бетти. Но надежды не оправдались.

Джон проснулся рано, оделся, еще раз умылся, сел в их старенькое «Шевроле» и поехал в больницу.

– Я сварила тебе кофе! – только и успела крикнуть ему с порога Норма, но он уже выезжал на дорогу.

В больнице ему наложили шесть швов. От визита к стоматологу Джон отказался – выбитые зубы могли и подождать. Сейчас главным было другое. Да и сейчас ли? Разве не об этом мечтал он всю свою жизнь? Джон вспомнил сладкий цветочный запах, вспомнил, как переливалось зелье в лунном свете. Пусть он не сможет вернуть сына из могилы, но, по крайней мере, оградит другие семьи от этой заразы.

Решение пришло еще вчера, когда Джон шел домой. Мир то возвращался, то тонул в темноте. Темнота была повсюду. Темнота и пустота, в которой не было ничего, кроме одного-единственного лица – лица Бадди Хоскинса. И Джон пытался дотянуться до него, пытался сжать его тонкую шею в своих руках-молотах. Пытался, но не мог.