Дети павших богов

Но снова набрала воздуха в грудь, свернулась в тугой ком. Режущий визг.

Хруст.

От боли потемнело в глазах. Ладонь погладила меня по голой, гладкой коже спины.

– Ну вот. – Сиобан неуверенно улыбнулась мне. – Эф, ты справилась.

Я снова провалилась в темноту.

Глава 20 Тисаана

Странно называть войну обыденной. Но она стала рутиной, стычки сливались между собой, как ручейки крови между залитыми дождем булыжниками мостовой.

Казарцы, отступая, унесли с собой боязливые шепотки о заморской ведьме, которая обрушивает для Зерита скалы и заливает камень кровью. Моя слава распространялась, как пожар.

Меня это радовало. Такие шепотки становились сильнейшим моим оружием. Зерит желал победы, и победы скорой. У меня не было выбора, сражаться ли за него, – но как сражаться, решала я. Я могла нести смерть – или побеждать иллюзиями.

Нам предстояло захватить три области, все сравнительно недалеко от Корвиуса. Выезжая в бой первый раз, я задержалась, чтобы, пока никто не видит, проблеваться в кустах. Не в магии Решайе было дело – нервы сдали.

Решайе выдергивал из меня тревогу, как выпарывают нити из вышивки.

…Почему ты так боишься своей силы?.. – шепотом удивлялся он.

«Не боюсь, – отвечала я. – Просто уверена, что для нас есть лучший путь. Уничтожать легко».

Невнятный ответ, но я чувствовала, что заставила его задуматься.

Во время ночевки перед следующим городом я отвела Саммерина подальше от лагеря, чтобы нас не подслушали.

– Если я завтра не удержу его, – сказала я, – делай что хочешь, лишь бы меня остановить. Понимаешь?

Саммерин ответил долгим серьезным взглядом и мрачно кивнул:

– Понимаю.

– Обещай мне, Саммерин.

Он твердо взял меня за плечо:

– Обещаю.

Я с благодарностью услышала в его голосе несокрушимую убежденность.

Потом это повторялось перед каждой атакой. При первых проблесках зари я шла к Саммерину, заставляла его повторить обещание. К его чести, он всегда повторял.

Но исполнять обещанное ему ни разу не пришлось.

Я показывала каждому городу, что мы могли бы с ним сотворить. Показывала, как рушится вся их сила. Я сокрушала камни перед мощнейшими укреплениями, словно нашептывала им: «Для меня ваши стены не прочнее бумаги». Перед городом, защищенным морем, я вздымала волну на десять и двадцать саженей, показывая: «Я могла бы проглотить вас целиком». Я заставляла содрогаться горы, я иссушала поля. Я наполняла небеса дымом и рычащими газами.

Я спускала с цепи преисподнюю.

По крайней мере, так это выглядело.

Часть представления была лишь видимостью. Зерит перед каждым боем вручал Эслин такие же склянки, и она всегда поддерживала меня, стратаграммами укрепляла мою магию и прикрывала меня, пока я была занята другим. Без ее помощи, усиленной Зеритом, я бы не справилась. Раз за разом я оказывалась на краю – когда кожа, мышцы, кровь горели огнем, а Решайе заграбастывал все больше силы и оказывался на волосок от освобождения.

За каждое представление мне приходилось биться все отчаяннее, зарываться глубже, жертвовать большую часть себя. Бывало, что, опустив глаза, я видела, как земля под ногами идет гнилью, будто ко мне подступала сама смерть. И, взглянув на свои руки, я видела, как быстро темнота растекается по жилам.

С каждым разом мне приходилось все больше уступать Решайе, и каждый раз я думала: «Вот и оно. В этот раз я сломаюсь».

Но каждый раз, когда я уже думала, что все кончено, противник сдавался.

Конечно, сражения были далеко не бескровными. Да, вместо сотен трупов оставались десятки, иногда сотни вместо тысяч. Но все равно армии сталкивались. Я скоро превратилась в мишень, а мишени невозможно выжить, не убивая.

Хотела бы я сказать, что помню в лицо каждого, чью плоть сгноила моя магия. Но, правду говоря, они быстро слились в одно пятно – убитые мной в панике, в отчаянной борьбе за власть над собой. Иногда только их смерти сдерживали голод Решайе.

И все же их разъеденные гнилью лица будут сниться мне в кошмарах. Будут сниться много дней.

Решайе становился все более беспокойным – и в то же время замыкался, как никогда раньше. Наши выступления настолько выматывали его, что я иной раз целыми днями не слышала его шепота. А вот ночами наши сновидения смешивались. Никогда не видела таких странных и ярких кошмаров – в них была слепящая белизна и предательство. Мне снился Решайе, каким я видела его в поместье Микова – на самом глубоком уровне магии. Еще мне снилось, что кто-то тянется ко мне, и этот сон почему-то был страшнее всех.

Сражения брали с меня свою дань. Я очень старалась не выказывать ничего, кроме силы, – ни в бою, ни после, зато, добравшись до своей комнаты, падала без сил. С каждым разом мне делалось все хуже: чем глубже копаешь, тем дороже платишь.

Нура не оставляла меня – придерживала волосы, когда меня рвало, вливала мне воду в горло, когда рвоты не было. Я ее ни о чем не просила. Однажды, теряя сознание, прохрипела:

– Зачем это тебе?

Она ответила мне холодным взглядом.

– Тебе было бы лучше, оставь я тебя на полу уборной? – сухо спросила она. – Или ты предпочтешь, чтобы твою рвоту подтирал кто-то другой?